|
С незапамятных времен (задолго до Шекспира) повелось, что в ночь накануне Иванова дня молодежь, захватив с собой фонари, скрипача и пару бочонков сидра, отправлялась в чащу леса на Ослиный луг и там устраивала танцы по случаю летнего солнцестояния. Кое кто, правда, поговаривал, будто после полуночи было больше пьянства, чем танцев, а еще более суровые блюстители нравов утверждали, будто не было ни того ни другого, а происходило нечто совершенно иное. Научное земледелие в форме миксоматоза83 в самое последнее время лишило нас Ослиного луга; впрочем, с падением нравов и сам обычай тоже был забыт. Уже много лет подряд на Ослином лугу в Иванову ночь кувыркаются одни только лисята и барсучата. Но в 1867 году дело обстояло далеко не так. Всего лишь годом раньше дамский комитет под предводительством миссис Поултни потребовал от муниципальных властей загородить дорогу забором, воздвигнуть ворота и запереть их на замок. Однако верх взяли более демократичные голоса. Право прохода по чужой земле должно остаться священным и неприкосновенным, и среди членов городского совета нашлось даже несколько гнусных сластолюбцев, которые утверждали, будто прогулка в сыроварню – вполне невинное развлечение, а бал на Ослином лугу – всего лишь ежегодная забава. Однако в обществе более респектабельных обывателей достаточно было сказать о юноше или девушке: «они с Вэрской пустоши», чтобы обмазать их дегтем на всю жизнь. Юноша тем самым превращался в сатира, а девушка – в подзаборную потаскушку. Поэтому в тот вечер, когда миссис Фэрли столь самоотверженно заставила себя выполнить свой долг, Сара, возвратившись с прогулки, нашла, что миссис Поултни готовится встретить ее во всеоружии и, я бы даже сказал, с помпой. Явившись в личную гостиную миссис Поултни для ежевечернего чтения Библии, она очутилась как бы против жерла нацеленной на нее пушки. Было совершенно очевидно, что пушка вот вот выстрелит, и притом со страшным грохотом. Сара направилась в угол комнаты, где на аналое покоилась большая «семейная» Библия – не то, что вы подразумеваете под семейной Библией, а Библия, из которой были благочестиво изъяты некоторые совершенно необъяснимые в Священном писании погрешности против хорошего вкуса, вроде Песни Песней царя Соломона. Она сразу заметила что то неладное. – Что случилось, миссис Поултни? – Случилось нечто ужасное, – отвечала аббатиса. – Я даже не поверила своим ушам. – Что нибудь про меня? – Мне не следовало слушаться доктора. Мне следовало слушаться лишь велений собственного здравого смысла. – Что я сделала? – Я уверена, что вы вовсе не сумасшедшая. Вы хитрая, испорченная особа. Вы отлично знаете, что вы сделали. – Я могу поклясться на Библии… Но миссис Поултни окинула ее негодующим взором. – Вы не посмеете! Это кощунство! Сара подошла и остановилась перед своей госпожой. – Я настоятельно прошу вас объяснить, в чем меня обвиняют. Миссис Поултни сказала. К ее изумлению, Сара ничуть не смутилась. – Но разве гулять по Вэрской пустоши – это грех? – Грех? Вы, молодая женщина, одна в таком месте! – Но, сударыня, ведь это всего навсего большой лес. – Я прекрасно знаю, что это такое. И что там делается. И кто туда ходит. – Туда никто не ходит. Поэтому я там и гуляю – чтобы побыть одной. – Вы мне возражаете, мисс? Неужели вы думаете, я не знаю, о чем говорю? Тут следует заметить, что, во первых, миссис Поултни никогда в глаза не видела Вэрской пустоши, даже издали, ибо ее не было видно ни с какой проезжей для карет дороги. Во вторых, она была морфинисткой – но прежде чем вы подумаете, что я сумасбродно жертвую правдоподобием ради сенсации, спешу добавить, что она этого не знала. То, что мы называем морфием, она называла лауданумом. |
