— Ладно, ладно… — замахал руками Иона, затем развязал бант под воротничком, расстегнул рубашку (он одевался не по-холопски, а по-господски).

На его шее вместе с крестом висел длинный футляр. Иона снял шнурок, открыл футляр и протянул обычный, ничем не примечательный веер из слоновой кости с грубой резьбой Наташе. Раскрыв его, она поразилась еще больше:

— И это ты носишь на груди постоянно? Что за причуда?

— Агриппина Юрьевна велела-с, — и снова покосился на Анисью, будто та мешала. — Наталья, не потеряй, Христом богом прошу тебя, не потеряй!

— Да не потеряю! — Она коснулась ладонью стариковской щеки. Иногда Иона был премилым.

— И не раскрывай его. Коль личико спрятать надумаешь, так самым краешком… А от кого ты прятаться надумала? — вдруг напрягся он.

— Это я так, к слову. Ну, едем?

Изобретя великолепный план, Наташа явилась на бал с опозданием. Поспешно скинув пальто с пелеринкой, которое тут же подхватила Анисья, и отдав ей шляпку, Наташа вопреки этикету бегом взлетела по лестнице, бросив, пробегая мимо лакеев:

— Боже мой, я опоздала…

Те не посмели остановить ее и спросить билет, значит, беда миновала. Влетев в залу, чувствуя, как пылают ее щеки — а здоровый вид был просто неприличен, ибо в моде находилась болезненная бледность, — Наташа приостановилась, чтобы жар схлынул с лица и волнение прошло.

Боже, какое великолепие! То, что приходилось ей видеть раньше, — жалкая пародия. Наташа была потрясена и нарядами, и множеством людей, и блеском драгоценностей, и величием залы. Закончился польский полонез, первый бальный танец, дамы и кавалеры расходились, освобождая середину залы. Гул стоял невообразимый. Только в этот миг, очутившись среди блестящего общества, Наташа поняла, сколь неосмотрителен и дерзок ее поступок. Молоденькая девушка без сопровождения старших явилась на бал, да еще пробравшись на него украдкой! Какое, должно быть, нелестное мнение о ней составят. В романтических книжках она читала про смелых женщин, бросающих вызов обществу, идущих ему наперекор, но они были много старше, умудрены опытом, и обязательно с ними случались скандалы. О, скандала Наташа менее всего желала, а к тому шло, ведь всяческое отступление от правил жестоко порицалось общественностью. «Ничего, вот разузнаю о матушке и уеду к дяде, а в Италии мне не будут страшны никакие пересуды», — уговаривала себя Наташа, выпрямляя и без того прямую спину. Она степенно вышагивала вдоль залы, слегка обмахиваясь веером, будто только что танцевала, а сама блуждала глазами по лицам, ища знакомых вельмож и… ничего, кроме сверкания, не видела. Только бы не споткнуться, не упасть от волнения, не обнаружить свою неловкость.

— Натали! — услышала она тонкий голосок и обернулась.

Выпорхнув из толпы нарядных дам, к ней подлетела дочь хозяина дома Ирен Трепова. Как и Наташа, Ирен получила домашнее образование, потому и довелось им встречаться, когда на лето графы выезжали в поместье. Воспитанницам пансионов редко дозволялось видеться с родными, что и послужило причиной не отдавать Наташу в пансион. Помещица Гордеева предпочла сама заниматься воспитанием дочери, приглашала гувернеров.

— Натали, — радовалась Ирен, взяв ее за руки. — Вот уж не думала встретить тебя! Отчего ты не отписала мне, когда прибыла в Москву? Отчего не навестила?

Как же — не навещала… Навещала, да только ее не приняли. Видно, Ирен об этом ничего не знает.

— Я здесь… по делу… — запинаясь, произнесла Наташа и тут же подумала, что Ирен превратно истолкует ее слова.