— Нет! Ваша улыбка — это только ваша улыбка. Возможно, на первый взгляд вы с отцом и похожи. — Миген замолчала, заалев под его проницательным, изучающим взглядом. — Теперь я понимаю, почему вы не используете имя Томас.

— Откуда вы знаете, что это мое истинное имя? — спросил Лайон.

— Понимаете, я случайно увидела Библию вашей матери в ту ночь, когда работала над счетами в библиотеке.

— И никогда меня об этом не спрашивали?

— Это не мое дело. Ваше прошлое — это ваше прошлое. Я лишь признаюсь в проявленном любопытстве!

Лайон стал целовать ее медленно-медленно, пока пальцы Миген не запутались в его волосах. Она едва услышала хрипло сказанные им слова:

— Моя любовь, вы так восхитительны…

Глава 36

Эту ночь Миген спала плохо, и еще до рассвета вновь оказалась во власти грустных размышлений. Наступило время для принятия решения. С приходом нового дня в Филадельфию прибывает генерал Вашингтон. Для Миген это — начало конца.

Лайон берет Присциллу с собой на празднества, за которыми последует обед в таверне «Сити», даваемый элитой Филадельфии в честь Вашингтона. Миген знала, что в череде торжественных событий числится свадьба мисс Уэйд и мистера Хэмпшира.

Трезво рассуждать и ощущать бронзовое теплое тело Лайона рядом было невозможно. Его аромат пропитал простыни и подушки, опьянил ее, пробуждая в душе тоску и меланхолию.

Когда она была рядом с Лайоном, идея стать его любовницей казалась вполне приемлемой. В эти моменты она едва слышала свой протестующий внутренний голос.

Миген осторожно выскользнула из постели, решив, что сумеет здраво мыслить поодаль от Лайона. Набросив шелковый халат, она прошла в уютную библиотеку. Миген села за письменный стол Лайона и позволила себе предаться воспоминаниям о минувших днях… Первая встреча с Клариссой здесь,.. Ночь, когда Лайон привел Миген сюда после того, как Кларисса ранила ее… Минуту, когда, проснувшись, увидела Лайона, примостившегося на полу и прижавшегося щекой к ее руке… В воспоминаниях было так много поцелуев, так много нежности, так много смеха! Ностальгически милыми были даже воспоминания об их яростных спорах.

Пришел восход солнца, и библиотеку осветил золотисто-розовый поток его лучей. Миген потерла виски и заставила себя думать, думать, думать…

Один болезненный вывод был ей, во всяком случае, ясен.

После рассказанного Лайоном прошлой ночью она не может и надеяться стать его женой. Теперь выяснилось, что толкало его на «респектабельный» брак. «Я должна была бы понимать, — подумала Миген, — что для подобных хладнокровных амбиций нужна серьезная причина! Все, что я говорила и думала, было в отношении Лайона нечестно и жестоко…»

Оставалось лишь несколько вопросов. Может ли оказаться их любовь важнее его мечты о служении правительству? Что решил бы капитан, узнав о ее прошлом? Существует ли шанс на то, что его репутация, выдержит скандал разорванной перед свадьбой помолвки с Присциллой?

Позже она удивится тому, что в момент, решающий их судьбы, на столе Лайона лежала книга публициста Томаса Пейна, участника войны за независимость в Северной Америке, известного представителя радикального направления. Книга уже была основательно зачитана и заложена газетной вырезкой. Миген открыла ее на отмеченной странице и прочла абзац, который взывал, казалось, прямо к ней:

«В наших силах начать мир заново… Это тревога не дня, не года и не века. В борьбу вовлечены последующие поколения, и на них в большей или меньшей степени воздействуют события, развертывающиеся теперь.