— Вот такая приключенческая история, — заключил доктор. — К сожалению, той ночью царил хаос. Пока обходили озеро, вступили в перестрелку с красноармейцами, на другом берегу попали под обстрел со стороны немцев — той ночью они палили во все, что движется. Чуть не утонули в болоте, насилу выбрались. Вернуться на озеро не удалось, спасались бегством. Просто напасть какая-то…

Дальше судьба разбросала. Поодиночке уходили от роты НКВД, а собраться вместе уже не удалось. Таманского и Боброва схватили, припаяли срока за измену Родине. Участие в карательных акциях доказать не смогли, обошлось тюрьмой. По ходу отсидки переписывались друг с другом — это мне потом Бобров рассказал. Козловича закрутило, попал в плен, как-то вырвался, два дня шел по лесу. Приютила на хуторе дочь убитого полицая — некая Анюта Лазарева, — Якушев глумливо ухмыльнулся. — Это потом она стала Людмилой Герасимовой. Никакая она не Людмила. Вот Людмила, — кивнул он на притихшую женщину, — Ляля моя. По случаю документы поменяла — и ведь сошло с рук. Выкрутился, в общем, Козлович, справили новые документы, поженились, ребенка завели. Стали жить рядовой советской семьей — теперь как Герасимовы. Жизнь забросила на Дальний Восток — так уж судьба распорядилась, и только в 1967-м всем семейством прибыли в Плиевск — поближе к кладу, так сказать.

Мне тоже сравнительно повезло. Пытался вернуться на Лебяжье озеро, откопать саквояж. Попался патрулю, еле ноги унес. Прибился к отступающему немецкому подразделению, вышли в тыл корпуса генерала Круппе. Вступил в РОА Андрея Андреевича Власова, повоевал еще немного. Командовал ротой в дивизии Буняченко, когда он, наплевав на красных, Прагу брать пошел. Но плохи оказались у него дела, Конев подошел со своим 3-м Украинским фронтом, бардак начался. Завладел документами погибшего молодого лейтенанта, выдал себя за него — так и стал Якушевым. СМЕРШ тогда работал четко, но угодил под шальную мину, госпиталь, неделя без сознания… в общем, прошел проверку. У Якушева ни жены, ни детей, только больная мать в Сестрорецке, но я с этой проблемой быстро разобрался… Поехал в Псков после демобилизации — так вышло, что не в Плиевск. Ладно, не горело, подставляться тоже не хотелось. Посвятил себя медицине — до войны работал фельдшером, и эти знания помогли поступить в институт. Была жена, но недолго, детей, слава богу, не было. Думаете, хоть на минуту забывал про саквояж? — Доктор натянуто засмеялся. — Да ни в жизнь. Выдержка спасала. Золото ведь не портится. Стилет и «вальтер» с глушителем, кстати, лежали там же — спасибо штурмбанфюреру Штайлеру…

— То есть вы откопали сокровища, — резюмировал Павел.

— По порядку. Сомнения, что саквояж на месте, все же были — столько лет прошло. И о подельниках ничего не слышал — живы ли. Работал в Пскове, взял отпуск, приехал, финтифлюшки не нашел. В ту ночь неразбериха была, ориентиры не наметили, да и много лет прошло — рельеф изменился, кусты какие-то выросли, деревья подступили. Убыл обратно в Псков. Ведь главное спокойствие, верно? Когда освободилось место хирурга Плиевской больницы, выразил желание его занять — устал, дескать, от суеты больших городов. Руководство удивилось, но пошло навстречу. А тут уже санаторий собирались строить — хорошо хоть не на золоте… Выудил саквояж — нашел это место, даже устройство с рычагом придумал, чтобы глыбу сковырнуть… Сверху камней набросал, изменил это место до неузнаваемости. Перепрятал золотишко, «вальтер» и стилет, понятно, вынул — уж больно привлекательные вещицы. Обратная дорога в Псков оказалась заказана — так и остался в этой глуши до поры до времени.