— И все, — хмыкнул Микульчин. — Были люди — и сплыли. Прибыли комитетчики, забрали бразды правления. Егор Тарасович получил тогда знатный плевок в душу. Зато перестали упахиваться сутками напролет.

— И это главное, — кивнул Болдин. — Предлагаю отработать эту версию с возвращением призраков. Хотя бы выяснить, нашлись украденные деньги или нет. КГБ любит наводить таинственность, но там тоже работают люди — неужели не пойдут навстречу своим братьям меньшим? Еще одна история, обросшая быльем, — причем былье доброкачественное. Ходил слушок, будто немцы в сорок третьем, перед отступлением, затопили в озере некие секретные документы в запаянных водонепроницаемых ящиках. Вывезти якобы не успевали или не было возможности. Может ли данная история аукнуться в наше время? Завирально, но…

— Еще как завирально, — подтвердил Микульчин. — Если и аукнулась, то это точно не наше дело, а догадайся, чье. Что могло быть в этих ящиках? Война давно закончилась, все эти материалы интересны только историкам и архивистам.

— Но отработать надо, — настаивал Павел.

— Сейчас все бросим, — поморщился Микульчин. — Слушай, Болдин, ты тут без году неделя, а уже лезешь вперед паровоза. Вот скажи, при чем здесь Таманский и Бобров — людишки так себе, ничем не выделяющиеся из основной массы сограждан? Мужики, работяги — пусть с душком и туманным прошлым. У кого из нас нет душка и туманного прошлого? Ладно, уговорил, поимеем в виду, но в лепешку не разобьемся. Что-то мне подсказывает — это еще не конец, мы еще натерпимся с этим делом.

— Константин Юрьевич, вы бы поосторожнее с подобными заявлениями, — предупредил Чайкин. — Все худшее имеет привычку сбываться.

Сбылось уже через час. Тройное убийство на Заречной улице. Погиб ребенок! Частный дом на краю городской черты, недалеко от автостанции. Сотрудник бухгалтерии с автобазы, некто Науменко, приехал на маршрутном автобусе к своему начальнику — товарищу Герасимову — выяснить, почему тот не явился на работу. Телефон молчит, на работе аврал — конец месяца не за горами. Вошел в калитку, звал, кричал, зашел в дом — потому что дверь была не заперта — и пулей вылетел обратно. Побежал до ближайшего таксофона, набрал трясущимся пальцем 02…

Максимова оставили в отделе — отвечать на звонки и принимать поздравления. Павел вел машину, наклонившись к лобовому стеклу. Мешался ПМ в кобуре под пиджаком, давил на зудящие ребра. Табельное оружие наконец-то выдали — невзирая на угрюмые взгляды майора Ваншенина.

Паника в умах царила нешуточная. «Задницей чую, — расстроенно бормотал Микульчин, — это последний гвоздь в крышку нашего гроба».

Дом располагался на краю Заречной улицы — действительно, за рекой. До озера — километра три. Зато излучина Каинки, поворачивающей на север, — почти под боком. Край города, но район не депрессивный. Асфальт до самого тупика, окрашенные ограды, опрятные дома, плодовые деревья в садах — просто визитная картинка советского провинциального городка.

Под деревом, нависшим над дорогой, прохлаждалась патрульная машина. На другой стороне дороги собрались «неравнодушные граждане». У калитки нервно мялся опухший старший лейтенант — местный участковый Молчанов. Еще один тип, в штатском, сравнительно молодой, в нелепых очках, как бедный родственник, топтался в стороне.

— Это товарищ Науменко, — простуженным голосом объяснил участковый. — Тот самый, что обнаружил тела. Осторожнее на крыльце, товарищи, этот гад там все заминировал…

— Знаешь потерпевших? — спросил Микульчин.