|
И сам сейчас был бы жив, и баба его с пацаном.
— Откуда я знаю? — огрызнулся Болдин. — Задним умом мы все сильны. Чекалин отвлек — подкатил на своем драндулете, давай на жизнь жаловаться. Потом смотрю: мужик уже пропал, передумал, наверное.
— Я виноват? — буркнул Чекалин. — Кстати, Павел прав, когда я въезжал, какой-то тип у ворот отирался. Вроде похож, хотя я особо не всматривался. Глаза у него еще такие, с раскосинкой…
— Убийца — наш, вот увидите, — констатировал Болдин. — Продолжается банкет…
— Наш, не наш, — проворчал Микульчин. — Любишь ты, Болдин, забегать вперед. Короленко дождемся, тогда и будем делать выводы. Есть картинка в голове — что произошло?
— Дождевик искать надо, — отозвался Павел. — Тот же случай, что с Таманским и Заварзиной. Здесь окраина, соседей мало, на востоке их вообще нет. Мог оставить машину в лесу, сам пришел сюда… Где собака, кстати? — Он кивнул на пустую собачью будку посреди двора и валяющуюся там же цепь.
— Сдохла две недели назад, — заявил Чайкин, успевший перекинуться парой слов с соседкой за оградой. — Здоровый был у них волкодав — лохматый такой, черный. Не сказать, что злой, но впечатление производил. Просто помер от старости. В лес его свезли, похоронили. Павлик, их пацан, рыдал навзрыд — привязался к псине…
— Тогда понятно. Прошел беспрепятственно, дверь открыл своим ключом…
— Это как? — перебил Чайкин.
— Это почти факт. Может, знакомы были, часто в гости приходил. Ну, и сделал слепок. Или выкрал — не знаю. Криминалисты пусть поколдуют. Могу ошибаться, но следов взлома на замке не видно. Дверь прочная и замок надежный — не халупа гражданки Заварзиной. И сама изба добротная, стены толстые, окна двойные — соседи могли слышать шум, но вряд ли поняли, что происходит. Вошел, вытер ноги о коврик или даже разулся, чтобы не оставлять следов. Их там и нет, верно? Супруга что-то услышала, мужа не добудилась, вышла в горницу. Там и подверглась нападению, преступник ударил ее пару раз, чтобы обездвижить. Кинулся в спальню — там муж как раз поднялся. Атаковал, нанес серию ударов. Мужик агонизировал уже на полу — с чего бы тогда ноги оказались под кроватью? Не стал дожидаться, пока он умрет, метнулся в горницу, добил женщину… просто Фигаро какой-то. Сомкнул ей конечности, чтобы выглядела, на его взгляд, пристойно — есть такие эстеты, не смотрите косо. В детской упала табуретка, спохватился, что еще не закончил. Пацан, видать, что-то услышал, испугался, хотел сбежать. Шпингалет в верхней части окна — взрослый дотянется, а пацану сложно. Подставил табуретку, потянулся… Тут и прибежал этот упырь. Придушил, положил в кровать, умертвил и укрыл одеялом… Может, стыдно стало, — Павел передернул плечами. — Извращенец, сука… Никогда не задумывался, что ими движет, о чем они думают.
— Маньяк какой-то, — зачарованно прошептал Борька Чайкин. — Но он же убивает не просто для того, чтобы убить?
— Нет, конечно. У душегуба есть цель. Бобров, Таманский и… этот, как его, Герасимов. Остальные жертвы — вынужденные. Ребенка мог бы и не убивать, тот вряд ли видел в темноте его лицо… но убил. Действует, повторяю, по плану, не просто так, но убивать ему нравится, по крайней мере, он не видит в этом ничего предосудительного. Наносит беспорядочные удары… хотя с моим малолетним тезкой поступил по-другому. Ушел он через окно в горнице, обратили внимание? Оконная рама задвинута в створ, но на шпингалет не заперта…
Прибыли эксперты с постными лицами, прошествовали в дом. |