Короленко подтвердил — раны нанесены тем же стилетом. И перчатки знакомые. Почему их использует убийца? Не знает, что они «сыплются»? Демонстративно, в качестве насмешки? Дескать, вот вам улики, что же вы сопли жуете?

Под деревом на опушке, к востоку от города, обнаружили окровавленную брезентовую накидку с капюшоном. Похожие плащ-палатки использовали советские солдаты в годы войны. Их и сейчас можно было приобрести в магазинах рабочей одежды — дефицитом товар не был. Убийца сгреб мох, сунул в ямку плащ, утрамбовал, а потом завалил обратно. Глазастый милиционер заметил, что место утоптано, и быстро выявил улику. Неподалеку проходила грунтовка — там нашли резиновые сапоги 45-го размера, явно «на вырост». Вывод напрашивался неутешительный. Сделав дело, убийца отправился в лес, там переоделся, переобулся, а дальше — либо сел в машину, либо окольной дорогой вернулся в Плиевск. Экспертам передали свежие улики, их приняли со скепсисом, предупредив, чтобы губы не раскатывали. Давно понятно, что убийца не дурак. Собственно, открытий и не произошло…

— Все еще предлагаешь работать по пропаже туристов пятилетней давности? — с горькой иронией осведомился Микульчин. — Серьезно, старлей? Наших жертв тогда не было в городе — за исключением, разумеется, старушки Заварзиной. Про историю с утоплением нацистских архивов даже молчу. Ближе будь к земле, старлей. Топай в бухгалтерию автобазы и опрашивай людей. Вдруг всплывет что-нибудь интересное?

Ничего интересного на автобазе не всплыло. Предприятие считалось образцовым, имело переходящий вымпел победителя социалистического соревнования. Во дворе догнивали прицепы и развалившаяся полуторка. На автобазе работало больше трехсот человек. Не сказать, что она была градообразующим предприятием, но в области считалась самой крупной. За предприятием числились более 80 единиц автотранспорта — от гусеничных бульдозеров до смешных мотоциклеток. По убитому Герасимову никто особо не скорбел — закадычными друзьями и тайными воздыхательницами он не обзавелся. Но растерянность чувствовалась. Люди смотрели круглыми глазами, кто-то сокрушался по утрате такого ценного работника, других поразила гибель ребенка. Его-то за что? То есть остальных, по этой логике, было за что.

Выкручивалась дородная работница бухгалтерии: она не это хотела сказать, убивать вообще нехорошо, а Алексей Гаврилович был такой спокойный, рассудительный. Ну да, иногда замыкался, мог вспылить, нагрубить, но всегда отходил и при этом даже извинялся…

Все это было не только бесперспективно, но и откровенно скучно.

«Прощаться не буду, мы еще встретимся», — предупредил Павел и зашагал к своему «газику».

К вечеру подкралась меланхолия. Порывался пойти дождь, но передумал — небо выдавило из себя пару капель и успокоилось. Устрашающие прогнозы пока не сбывались. Отправился домой майор Ваншенин, за ним потянулись остальные. Микульчин сидел до упора, рисовал закорючки в блокноте. Покосился на Болдина, идущего к выходу, но ничего не сказал.

Развозить оказалось некого — сами разбежались. Павел довел машину до общежития, несколько минут курил в салоне. День стремительно шел на убыль, в девятом часу уже смеркалось. Настроение было подавленное. Перед глазами стояло мертвое лицо ребенка, затем оно менялось живым женским лицом, бряцало оружие, нависали тучи и дамоклов меч… Захотелось выпить — опасный симптом. Алкоголь в подобных случаях не помогал — давно известно. Но желание не проходило. Имелись все необходимые средства для борьбы с этим — например, лечь спать. Или почитать книжку.

Павел поднялся в общагу, заперся в комнате, принял душ. Зарылся в одеяло, чтобы уснуть, но было рано — только девять вечера! Этажом ниже гремела музыка, по коридору бегали какие-то парнокопытные.