|
Вот они, мои убитые: друг, которого я дважды не спас, спаситель, которого помог убить, и Господь, которого предал. Я подошел к Марку, встал на колени рядом с ним, взял его коченеющую руку. Это уже было. Второй раз. — Вторая смерть, — прошептал я. Жан услышал. — Это первая смерть, Пьер. Вторая уже была. — Оставьте меня все! — Пьер, пойдем. Я пошлю сюда людей. Мы всех поднимем наверх и похороним павших. И Марка. Даже Эммануила. Я молчал. Они ждали. Стало жарко. Откуда здесь такая жара? — Смотрите! Из дальних дверей в подземный храм, дымясь и шипя, медленно выползал язык раскаленной лавы. — Огненная река Эммануила, — сказал я. — Уходим, быстро! — крикнул Жан. — Через храм, к противоположному выходу! Я не поднялся с колен, даже не шевельнулся. — Пьер! — заорал Жан. — Да иди ты! — Пьер, если ты хочешь найти смоковницу, на которой повеситься, то она наверху. Здесь смоковницы не растут! Если честность может ввергнуть в Преисподнюю, может ли гордыня из нее вытащить? Жан унизил меня, публично назвав предателем. Я сам себя так называл, но это мое право, а не его. Он нашел для меня правильные слова. Я поднялся на ноги. — Ну? Пошли? — Пошли. Лава подобралась к телу Эммануила, и одежды его запылали. Мария так и не шевельнулась, по-прежнему обнимая его. Я бросился за Плантаром и у дверей храма еще успел увидеть язык лавы, медленно подползающий к телу Марка. Мы пробирались по правой стене, противоположной кресту. У его основания из стены вырывался огненный поток и растекался лавовым озером. На кресте был распят человек. Седая борода и седые волосы. Где-то я его видел. Трудно узнать того, кто распят на высоте восьмиэтажного дома. — Енох, — вздохнул отец Иоанн. Я присмотрелся: — Да, пожалуй. Не могло быть и речи, чтобы снять его. Лава текла к нашей стене. Метра три свободного пола, не больше. Мы бросились через храм. Огонь тоже не стоял на месте. У дверей в следующий зал мы пронеслись по участку шириной не более полуметра. Камень жег ноги через подошвы ботинок, и воздух обжигал легкие. Полукруглый зал был наполовину заполнен лавой, вытекающей из дверей храма. Огонь подбирался к выходу в туннель. Я усмехнулся. Теперь нас не спасет даже скорость. Туннель был закрыт такой же гладкой скалой, что и выход из колодца с винтовой лестницей. Тереза бросилась к двери и коснулась ее руками. В камне начал медленно разгораться золотистый свет. Слишком медленно! Лава подползла к скале, коснулась камня и неуклонно подбиралась к подолу ее платья. И тогда скала треснула и осыпалась грудой мелких камней. Мы бросились в проем. Туннель с гладкими стенами, точно такой же, как описывал Марк. Только за нашими спинами шипит и вспыхивает лавовый поток, отбрасывая на камень алые сполохи. Впереди должна быть лестница. Я задыхался. Плантар с Вацлавом остановились у лестницы. Жан вернулся на десяток метров, подал руку Иоанну, чтобы тот мог на нее опереться, взял под руку меня и дотянул нас до лестницы. — Теперь наверх! Жан пропустил всех вперед и встал замыкающим, точнее погонщиком. — Давай, давай, Пьер! А то нам обожжет пятки. Мы оказались в покоях Эммануила перед огромным окном во всю стену. Я помнил эту комнату, здесь он провожал меня в Париж. Окно пылало. |
