— Всё готово к церемонии, — сказал священник, — и я, признаться, удивлён. Прошли считанные дни. Позавчера эти люди сидели за стенами и клялись, что мы требуем невозможного. Вчера они с нами дрались. Сегодня мы их лучшие друзья и почитаемые покровители.

Арга хмыкнул.

— Цанийцы — люди дела. Они умеют упорно трудиться и искать наилучшие пути. Если бы они воевали так же, как торгуют, равных им воинов не нашлось бы под солнцем… Сейчас у них новая цель. Эта цель — примириться с нами и найти тёплое местечко под крылом Аттай. Вот они и добиваются своего.

— Уже почти добились, — заметил Эрлиак и засмеялся.

— Не обольщайся, — ответил Арга с улыбкой. — Признаться, я тоже удивлён. Неужели ты им веришь? Разве ты, святой отец, не должен читать в сердцах?

Эрлиак прищурился.

— Раз уж на то пошло, позволь мне немного почитать в твоём сердце.

Арга воззрился на него, заломив бровь.

— Что?

Эрлиак прошёл вперёд и закрыл двери на балкон. Гомон отдалился.

— Ты собираешься объявить этого мальчика, Лесстириана, главой Цанийской Коллегии.

Арга замолчал. Некоторое время он провёл, размышляя, потом сел у стола и открыл початую бутылку вина. Улыбаясь, Эрлиак сел напротив.

— Честно говоря, — признался Арга, — до сих пор я об этом не думал. Но сейчас — действительно собираюсь. Это кажется лучшим решением. Лесстириан одарён, разумен, у него спокойный нрав, он не злопамятен и будет нам верен.

— Тебе, — поправил Эрлиак. — Он будет верен тебе.

— Чем это плохо?

— Это не плохо, — Эрлиак откинулся на спинку кресла. — У этого есть одна… особенность. Слух, который сейчас распространяется по городу. Пресечь его невозможно. Если попытаться, он лишь окрепнет.

— Не говори загадками.

— Люди видели, как ты вёз его на своём седле.

— А как бы ещё я его вёз? На боевом коневолке…

— Арга, ты же не настолько наивен, — Эрлиак поморщился. — В Цании ходят легенды о наших нравах. Нас считают неистовыми распутниками. Теперь цанийцы убеждены, что ты не только взял его под защиту, но и сделал своим любовником.

Арга расхохотался так, что выплюнул вино обратно в чашу.

— Когда бы я успел? — выдавил он сквозь смех. — Сегодня у меня выдался первый час покоя. С цанийскими отцами города я в эти дни говорил больше, чем с людьми моего дома. А Лесстириана и вовсе не видел.

— Слухам это не мешает.

— Эрлиак! — сказал Арга. — Даже если бы это было правдой — ну и что?

Священник вздохнул с видом бесконечного терпения.

— Среди весенних тоже ходят легенды о нравах окрестных народов, — он пододвинул к себе чашу и плеснул вина. — Как водится, кое–какие лгут, другие — нет. Цанийцы будут думать, что мальчик может повлиять на тебя. Что ты станешь исполнять его просьбы.

— И завалят его ходатайствами, — понял Арга.

— А у него и вправду мягкий и добрый нрав. Его просто с ума сведут. И он обязательно попытается хотя бы что–то у тебя выпросить.

— В этом нет плохого.

— Думаешь? — Эрлиак глянул искоса. — Что же, дело твоё. Ты знаешь, что цанийцы хитрее нас. У их просьб может быть иная, скрытая сторона.

— Надеюсь, что ты прочтёшь их сердца, — усмехнулся Арга.

Эрлиак покачал головой.

— Если я вовремя окажусь рядом… И, кроме того, Арга, не забывай, что ты ныне — всевластный повелитель. Склонить на ложе побеждённого, который жаждет не утех, а лишь защиты и выгоды — не то соприкосновение тел, которое угодно Фадарай.