С самого утра я чувствовала себя уже в каком-то приподнятом настроении. Это не была радость. Нет. Правда, пикник с его неизбежной суетою не мог не нравиться мне, но он был уже заранее отравлен присутствием на нем Липочки Крачковой. А раз должна была присутствовать Липочка, я считала необходимым привести задуманный мною план в исполнение сегодня же, да, именно, сегодня!

Я не вдавалась в подробности того, что я скажу Липочке и что я сделаю с нею. Я хотела только одного: хотела дать ей понять, во что бы то ни стало, что ее появление в нашем доме в качестве хозяйки и моей мачехи будет всем нам в высшей степени нежелательно и неприятно. Дальше этого моя мысль не шла. «Сегодня или никогда!» — решила я твердо и вся подтянулась, готовая к борьбе. Никто из детей д'Оберн, ни дома, не знали о том, что тайна будущей папиной женитьбы для меня уже не представляет собою тайны. Но каким-то чудом я сумела на этот раз удержать язык за зубами и само это молчание уже как будто возвышало меня в моих собственных глазах.

— Что с тобой, Люся, какая ты торжественная нынче? — не могла не заметить Ганя при виде моего значительного лица и о чем-то недоговаривающих глаз. Но я только взглянула на нее и придала моему лицу еще более сосредоточенное, значительное выражение; не было никакого сомнения в том, что оно казалось в достаточной мере глупым в ту минуту.

К четырем часам, едва мы только успели отобедать, стали съезжаться гости. Сборным пунктом была назначена наша усадьба, как лежащая в ближайшем соседстве с лесом. Первыми приехали молодые д'Оберн с их гувернантками, Лили и Мария Клейн. За ними следом явились и городские гости. Какой-то толстый капитан с чрезвычайно тощею женой и старухой тещей, потом молодожены, поручик Янов и его совсем еще юная супруга, на которую он не мог налюбоваться в достаточной мере, и которая казалась подростком-девочкой, и двое молоденьких подпоручиков, Назимов и Парчин. Наконец седовласый казначей Степанов с дочерьми Таней и Симой и Шурой и полицмейстер, полковник Крачков со своей дочерью Липочкой. Когда я увидела Липочку, подъезжающую в коляске рядом с ее отцом к крыльцу нашего дома, увидела ее довольно полную, нескладную фигуру и смеющееся недурное лицо с пышущими румянцем щеками и маленькими всегда смеющимися глазками, увидела ее нарядное платье, шляпу и единственное сокровище Липочки ее на редкость толстую и длинную русую косу, густоты неимоверной, которою справедливо гордилась сама Липочка и которою восторгались все при первом же взгляде на эти редкие по красоте и обилию волосы; — и так и при виде Липочки с ее глупеньким лицом и чудесной косою, я, буквально, зажглась от злобы и ненависти к ней. Пока гости здоровались и обменивались приветствиями, я отвела в сторону Лили и зашептала, дрожа от волнения:

— Ты увидишь, увидишь, что будет сегодня. Уж угощу же я ее, будет меня помнить, противная!

— А что же ты сделаешь? — полюбопытствовала та, и ее карие глазки так и заискрились.

— Увидишь, — лаконически бросила я, сама еще не зная в точности, что я сделаю с ненавистной мне Липочкой.

Между тем вся компания направилась в лес. Мы дети побежали вперед. Старшие, оживленно разговаривая, направились следом за нами. Позади общества ехала телега с самоваром, посудой, закусками и винами. Ею управлял кучер Василий, а в телеге, держа в руке два круглых картона с тортами, заказанные к этому дню в городской кондитерской, ехала Ольга, тоже очень довольная сегодняшним пикником.