И в тот же день Лже-Петр колючим, размашистым почерком своим, под диктовку Алексашки, сидевшего, нахмурясь, за одним с царем столом, начертал указ, и весь строгановский кожаный промысел был похерен без остатку ради выгоды казенной и военной победы над врагом. В Москве уж очень захотели победить Стокгольм.

У иноземных людей торговых, у своих, у крестьян да у мещан покупали сукна, чтобы пошить кафтаны образца немецкого. Теперь уже не токмо Лже-Петр нудил придворных к тому, чтобы дворяне и войско стали внешне подобны полкам врагов. Сходством одежным надеялись обрести силу, дабы впоследствии побеждать тех, кого ещё боялись. В единообразии одежды воинской находили и способ укоротить буйную натуру русскую, как будто деревенский ухарь, сбросив свой залихватский колпах, красную рубаху, штаны в синюю полоску да лапти, превращался в заводную куклу. И приспособлена та кукла была к одной шагистике, к изучению артикулов, к механическому исполнению команд. Такой солдат сейчас был нужен всей стране, и Россия будто сама натягивала на плечи свой кафтан военный, чтобы победить жестокого и сильного врага.

- Ах, Тихон Никитич, Тихон Никитич, - огорченно кивал головою Лже-Петр, когда на столе в его кабинете кремлевском были разложены солдатские башмаки и сапоги, - ну не по моде же европейской сие выходит! говорил и внимательно рассматривал сапог. - Над оными говноступами не токмо шведы, а и саксонцы-союзники смеяться станут.

Стрешнев делал серьезное лицо, неодобрительно глядел на "шведа".

- Верно выразиться изволил, Петр Алексеич. Коль солдатику нашему по говну-то дорог наших ступать надобно будет, многие марши вершить, то лучше обуви и не придумать. Еще на зиму и валяные сапоги закупим. А то куда ж солдатикам-то в башмачках, хоть ты их и на толстой подошве, и непромокаемыми задумал? Еще и в чулочки, а не в портянку ножку солдатскую обрядить захотел. Весь поход загубишь!

- Н-да? - неопределенно мычал Лже-Петр, который хоть и решил вести войну со шведами "по-честному", но европейский облик солдата ставил выше удобств его походной, лагерной да и казарменной жизни.

Стрешнев же продолжал:

- А сапоги, государь, русскому обвычны, хоть и пользуется сапогом скорей горожанин да слобожанин. Да и взгляни на сии скороходы, государь чем они твоему немецкому башмаку уступят? Товар знатный, добрый! Берем по подряду у самых наинадежнейших подрядчиков сразу штук по пять тысяч дешевле выходит, ибо у подрядчиков спор идет, покуда свеча горит, отдавать ли казне товар по нами установленной цене, али жаться и убыток терпеть. Не больше, чем по рублю по восемь алтын две деньги даем, да ещё с запасными гвоздями на подбой.

Лже-Петр хмуро, но уже с одобрением рассматривал сапог, вонявший дегтем.

- Подделки быть не может? Верст хоть пятьдесят-то в них солдат пройдет?!

- Да не то что пятьдесят, а все сто пятьдесят отшагает, как ты изволил выразиться, в говноступах этих. Приемщики у нас - люди опытнющие. Во-первых, товар принимают "трех рук"* - большие сапоги, средние и меньшие. На подошвы первым делом смотрят, чтоб в цвете не разноствовали, одну из двухсот в присутствии подрядчика подпарывают, чтоб между подошвой и стелькой никаких лоскутьев лубков аль бересты нерадивыми сапожниками подложено не было. Кожа идет на сапог лишь новая, каблуки осматриваются с особым прилежанием - каблуки-то, вишь, не из обрезков кожи-то набраны, а из матерьяла особливого. Но глаз у приемщика востер должен быть, когда он прошивку проверяет. Прошивка - дело наипервейшее, без доброй - развалится сапог. Вот и глядят, чтоб мелкая была, не крупнее ржаного зернышка, да и выполнена б была вервью здоровой, просмоленной. А как примет приемщик сапоги, так на каждом, со внутренней стороны, свое-то клеймышко и поставит - титло "Д", "добро", стало быть.

Лже-Петр одобрительно крутил головой, смотрел теперь на неказистый с виду русский сапог с уважением, даже попробовал примерить один, но натянуть его не смог.