- Шлиппенбах, - вдруг резко и неожиданно заговорил король, - я с горстью гренадеров и мушкетеров, - перешел он на визгливый крик, не прекращая, между прочим, ласкать ножонку девки поверх довольно грязного чулка, - разбил саксонцев и этих русских олухов при Нарве, но объясните, молю вас, как вам-то не удалось отбиться от этой сволочи при Эрестфере? Вы... не швед? Тогда я заменю вас каким-нибудь русским, каким-нибудь "Нарышкин" или, не выговорить, "Ромоданов"...

Шлиппенбах, мотая треуголкой у колен, смущенно говорил:

- У Шереметева в людях было такое превосходство, втрое, нет, вчетверо...

- Да ведь у них и страна едва ли не такое превосходство имеет в людях! - визгливо закричал монарх. - Что ж, нам на обстоятельства такие теперь смотреть? Рим, столетиями справлявшийся со всякой варварской сволочью, не пенял на то, что их мало!

Стальная шпажка вонзилась в тугую кожу зрелого плода, и Карл был в душе доволен тем, что он так здорово умеет бросать этот миниатюрный клинок, который, скажем честно, напоминал ему его королевский скипетр, пронизывающий державу-земной шар. Впрочем, его сегодня занимало не поражение Шлиппенбаха. Оно могло явиться вполне случайным, ведь так же было и под Нарвой, когда передовой отряд русских...

Нет, в это время, в начале 1702 года, когда он получал известия из России от своих агентов, скрывавшихся в Москве под видом виноторговцев, аптекарей, продавцов духов, помад для щеголей и дам, Карл Двенадцатый был озабочен совсем другим. Не какая-то победа русских в Ливонии смущала его. Нет, совсем другое. Через своих осведомителей он узнавал, что взамен разбитой под Нарвой армии, взамен исхищенной его военной мощью артиллерии московитов в самом скором времени явилась другая армия, другая артиллерия. Тысячи портных работают над пошивом одежды на это войско, на заводах русских уже шлифуются стволы фузей, пистолей, дуппельгаков, мушкетонов. Шпажные мастера оттачивают клинки шпаг, багинетов, палашей, а заводы пороховые приумножаются, изготовляя так много зелья, что его хватило бы на две большие войны. Но самое главное, что его, Карла, там, в России, предали, что его агент, майор Шенберг, либо сошел с ума и сам не ведает, что творит, либо готовит для шведов какую-то приятную неожиданность, вроде того, что они, вступив в Москву, получат и новые пушки, и новые фузеи, и новых, готовых к сражениям с Августом, солдат.

- Август дерьмо! Дерьмо! - вдруг прокричал Карл, уже не слушая никого и повинуясь лишь ходу своих мыслей. - Мы его разбили возле Риги... но, господа, господа, я не понимаю, что происходит там, в России...

Генералы и советники молчали. Многие из них так же, как и бояре Москвы, знали, что Россией правит не настоящий царь Петр, спрятанный в каком-то замке, а швед, агент короля, сумевший втянуть Россию в неудачную для неё войну. При всем при том Карл Двенадцатый догадывался, что большинству генералов и приближенных известно о Лже-Петре, и радости от этого он не получал: конечно, с одной стороны, выходило, что такой грандиозный по остроумию и дерзости план мог родиться только в недрах королевских покоев. С другой, при наличии Лже-Петра скрадывалась часть его, Карла, военной победы под Нарвой. Узнай об этой проделке Европа, Карла тут же обвинили бы в мошенничестве, и престиж его короны несомненно бы упал. К тому же получалось, что майор Шенберг выходил на поверку предателем и отщепенцем, и нужно было срочно прояснять ситуацию.

Ловким пинком под пухлый зад Карл согнал девку со своих колен, что в глазах подчиненных явилось знаком того, что разговор предстоит на редкость серьезный. Вонзив ещё раз свою шпажку в арбуз, Карл, делая свое худое лицо ещё более ожесточенным, сказал:

- Это все дрянь, Шлиппенбах, что орда калмыков и татар, внезапно напавших на вас, потрепала ваш отряд. Не вешайте носа. Дело... дело, господа, совсем в другом. Наверное, мне, вашему величеству, совсем и не стоило бы признаваться, что мой главный соперник совсем и не является тем, кем он был с рождения.