Дмитрий же, к вящей грусти царя, стремительно превращался в народного героя. От разбойников стрельцов спас? Спас. От бунта Москву огородил? Огородил. Даже казаков, вон, и то пытался на путь истинный наставить. Конечно, никаким он героем не был. И Борис это прекрасно понимал. Но людям хотелось верить во что-то светлое. Дмитрий просто пришелся к месту. Понравился.

— Что делать будем? — настороженно спросила царица. — У меня все готово.

— Что готово? — не понял Борис.

— Яд. Недели за две тихо увянет.

— Дура! — взревел царь. — Узнаю, что пытаешься убить, — сам на плаху потащу! И голову твою бестолковую на пике выставлю! Так хоть детей убережем…

— Ты чего? — удивилась Мария Григорьевна. Реакция мужа ее удивила.

— А ты чего? Совсем страх потеряла? Ты не понимаешь, что, если сейчас или в ближайшее время Дмитрий умрет, мы последуем за ним. Даже если мы к этому будем непричастны! Не понимаешь?

— Ты — законный царь! А кто он? Безродный приблуда, отдаленно похожий на давно сдохшего Ивана.

— Иди, объясни это толпе, — фыркнул Борис. — Тем более что не так уж и отдаленно. Патриарх так и вообще до сих пор трясется. Как увидел — подумал, что покойный из земли восстал и пришел по его грешную душу. Все, кто видел его, — как один сходство видят. И великое. Так что думай, что говоришь!

— И что ты предлагаешь? — нахмурилась крайне недовольная царица.

— Я уже послал за Нагой. Приедет. Опознание проведет. Там и видно будет. Надеюсь, что это не тот окажется.

— А если тот?

— Меня избрал Земский собор. Я законный царь.

— Ты — не законный, но избранный, — произнесла, гадливо усмехнувшись, царица. — А он…

— Заткнись! — прорычал Борис, сверкнув глазами. — И не вздумай чего против Дмитрия учинять. Сейчас деликатность нужда. За любую ошибку награда только одна — смерть. Улыбайся. Будь приветлива. И болтай поменьше, чтобы яд не расплескался.

— Какой яд? — удивилась царица.

— Так природный. Змея ты моя подколодная, — с наигранной нежностью произнес царь.

Глава 8

25 октября 1603 года. Москва

Дмитрий с кислым видом просматривал Евангелие, изнывая от безделья вот уже добрый месяц. К удивлению, в подвал его не запихнули. Отнюдь. Выделили довольно просторные апартаменты в гостевых покоях. И после инцидента, который случился в первый же день ареста, его за пределы покоев не выпускали.

А дело было так.

Задержали, значит. Все оружие и «лишние» вещи изъяли. А самого пригласили помыться в баньке после тяжелого боя. Потный ведь, грязный. Отчего не помыться? Только вот незадача, когда Дмитрий вышел весь из себя довольный в предбанник, оказалось, что вся его одежда куда-то делась. А ее место заняло облачение простого холопа. Чистое и новое. Этакий толстый намек. Парень поинтересовался, куда дели его вещи. Слуги промычали что-то невнятное, потупив глаза. Нет и нет. Он плюнул и прямо нагишом выдвинулся к выделенным ему апартаментам.

Спина прямая. Плечи откинуты назад. Взгляд дерзкий. На лице легкая усмешка.

Шлеп. Шлеп. Шлеп. Босыми ногами по брусчатке Кремля.

Ну а что ему стесняться? Тело красиво прокачано, здоровое и полное сил.

Казалось, что в каждое окно смотрели любопытные глаза, ожидавшие развязки провокации. А уже возле терема Дмитрия нагнал патриарх. Глаза — как блюдца. От возмущения чуть ли не задыхается. Поинтересовался, какого беса парень творит.

— Это платье Адама, — невозмутимо ответил Дима.