Вагон набрал значительную скорость, и путникам приходилось хвататься друг за друга и за все, что попадалось под руку. Шаткое сооружение из деревянных досок и реек скрипело, грохотало, раскачивалось, грозило опрокинуться. О вероятности опрокидывания можно было судить по куче обломков такого же вагона, которую они миновали. И все же нельзя было сказать, что скорость была захватывающей дух. Хороший бегун мог бы держаться наравне с этой колымагой. Ведь ее и в движение-то приводили именно хорошие бегуны, у которых хватало сил перекликаться на бегу. Время от времени они менялись: «толкачи» и «тягачи» вскакивали в вагон, вернее, повисали на нем снаружи, а отдохнувшие занимали их места. Из их переклички следовало, что вскоре всех ожидает вынужденная остановка из-за поломки пути. На случай таких поломок вдоль дороги были подготовлены штабеля длинного металла и толстых коротких брусьев, из которых и состояла эта странная дорога «тяни-толкай». Вскоре вагон и вправду остановился в ожидании окончания ремонтных работ. Наша троица занервничала: от Билмы они отъехали не столь уж далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности. Остановились уже за пределами леса, по которому сначала катился вагон. Вокруг простиралась поросшая густой травой равнина. Мааре доводилось видеть сухие саванны, но тамошняя растительность резко отличалась от здешней. Она слышала, что под ногами у них, локтях в двадцати от поверхности, скрываются пески бывшей пустыни, которая называлась Сахар. Сразу вспомнилось название полосатой одежды — «сахар». На пески хлынула вода, выросли леса, в лесах бушевали пожары…

И сквозь все эти благодеяния и злоключения пробилось одно-единственное словечко, и люди, не знающие предков своих, заходят в лавку и покупают полосатую одежду под названием «сахар».

На тянувшейся рядом с металлическим путем дороге появился изрядный караван лошадей, повозок, ишаков, мужчин, женщин, носилок, подвешенных к животным и к… нет-нет, не к рабам, рабов в Билме нет! — к носильщикам. Сидевшие в вагоне любовались смешанной процессией в течение получаса.

— И зачем же нам этот вагон? — спросила Маара.

— Не ты одна задаешься этим вопросом. Иные не прочь покончить с этой дорогой. Но все же каравану надо неделю, чтобы добраться до Каназа, а вагон добегает за пару дней. И часто используется Советом в служебных целях.

— А также и в неслужебных, — усмехнулась Лета, и Даулис покраснел. — Называют этот путь еще и «Дорогой любви». — Слово «любовь» прозвучало у нее так, как будто упоминались рвотные массы или гнойные выделения. — Вдоль дороги всяких притонов понатыкано, кабаков да бардаков…

— Бедная Лета, — улыбнулся ей Даулис. — Ничего, скоро для тебя все изменится.

Лета отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— Может быть, — произнесла она после паузы. — Ты хороший парень, Даулис. Мы все так о тебе думаем. — Имелись в виду обитательницы дома Далиды. — Мы можем отличить человека от свиньи.

Маара вдруг осознала, что, находясь так долго рядом с Даулисом, она все еще не успела его толком рассмотреть. Да, человек приятный. Открытое лицо, внушающее доверие… Что ж, она ему доверилась. Однако в сравнении с другим лицом, запечатленным ее памятью, Даулис проигрывал. Шабис был одновременно и утонченнее, и сильнее. Тут в голове ее сверкнула новая догадка:

— Даулис, а меня три генерала разве не хотели бы заполучить? Только Данна?

— Не хотел тебе говорить… Да, именно так.