– Я хочу есть, – сказала она, на бледных щеках вспыхнули алые розы румянца, – и… в туалет!

– Вон там хорошие кусты, – проговорил он, указывая на место, где орешник был всего гуще. – Но только ты все время должна петь. Чтобы я слышал, где ты находишься. Ясно?

Она не ответила. Не глядя на него, повернулась.

Голос у Йофрид оказался сильный, но в детстве ей на ухо явно наступил медведь. Харальд невольно вспомнил, как пела Лия, нахлынули воспоминания о давних днях ученичества…

Йофрид появилась сердитая, словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Покорно сжевала то, что Харальд ей предложил, морщась, запила трапезу слабеньким пивом.

– Готова? – спросил он, когда ополовиненная фляга была упрятана в сумку. – Тогда иди сюда, я свяжу тебе руки.

Кисти у нее были маленькие, но сильные. Харальд крепко связал запястья, подергал веревку, проверяя узлы.

– Так, теперь я тебя подсажу. Забирайся на лошадь, бери поводья. Держать их можно и со связанными руками.

Он подставил сцепленные руки. Она ловко оперлась башмачком, взлетела в седло. Хлопнуло платье, на мгновение обнажив крепкие лодыжки, и вот уже девушка сидит в седле так уверенно, словно всю жизнь в нем провела.

– Сейчас свяжу ноги. – На мгновение он отвлекся на веревку, которая вздумала свернуться петлями, и тут что‑то твердое ударило в лицо.

От резкой боли и неожиданности Харальд отступил на шаг, зацепился за кочку. Неловко упал на задницу, досадливо мекнув.

Послышался удаляющийся легкий топот.

– Мать демонов! – выругался Харальд, поспешно вскакивая. Проклятая девчонка ударила его ногой! Вздумала бежать, тварь!

Не обращая внимания на текущую из рассеченной брови кровь, он бросился в погоню. В два прыжка преодолел поляну, с треском, словно кабан, вломился в заросли кустарника.

Впереди мелькала спина беглянки. Лошадь шла неохотно, к тому же от страха девушка, похоже, плохо различала дорогу. Не сделав и десяти шагов, забралась в густой ельник. Лошадь недоуменно фыркнула и остановилась.

Харальд подскочил, грубо ухватил пленницу за волосы, сдернул ее с седла.

Когда поднял, глаза у нее были большие, будто у совенка, нижняя губа закушена. Девушка сжалась, втянула голову в плечи. Харальд замахнулся – ударить беглянку по лицу, но вид у нее был до того жалобный, что бить не стал. Опустил руку, сказал, стараясь, чтобы голос звучал зло:

– На первый раз прощаю! Еще попробуешь сбежать – выпорю, как тордарову козу! И рука у меня поднимется, ты мне в дочери годишься!

Когда второй раз усаживал на лошадь, Йофрид была смирная, словно овечка. На похитителя бросала испуганные взгляды. Он же нарочито грубо спутал ей ноги под конским брюхом. Даже если захочет – с седла не спрыгнет.

Поспешно взобрался на коня, толкнул того пятками. Жеребец фыркнул, но послушно задвигал ногами. Поплыли мимо переплетенные стволы орешника. Позади топала копытами лошадь с пленницей.

Ветер шелестел ветвями, но в леске, на опушке которого стояли Харальд и Йофрид, совсем не было птиц. Харальд вспомнил, как он пришел сюда первый раз и едва не оглох от птичьего гвалта, и ему почему‑то стало грустно.

– Что это там? – тихо спросила девушка.

За прошедшие дни она не смирилась со своим положением, дважды пыталась бежать. По ночам несколько раз плакала, а взгляды, бросаемые на похитителя, были полны отнюдь не любви.

Но сейчас притихла.

– Место, где когда‑то был мой дом, – ответил Харальд.

Невысокий холм, полностью лишенный растительности. На бурой земле ни деревца, даже вездесущая трава избегает его.

За лысиной холма блестит темная лента реки, точнее речушки.