Фриссон только кивнул. А глаза его сверкали, между прочим, сверкали так, что мне стало зябко. Но тут Анжелика заговорила, правда, совершенно неразборчиво. Я сказал ей:

— Не бойся, теперь все хорошо, тебе ничто не грозит. Все будет хорошо. (Мне бы еще самому в это верить — совсем бы славно было.)

— О, да, — всхлипнула она, — но как же это было ужасно! Эти прикосновения — я просто чувствовала, как они пачкают меня!

— Верно, — согласился я. — Колдовство тут у вас совершенно бесчестное.

Сквозь голову Анжелики мне был виден Жильбер. Он стоял перед Уныликом, и вид у него был просто-таки разъяренный. Наверняка из-за того, что ему не удалось принять личное участие в сражении с силами Зла.

— С каким, интересно, колдуном мы сражались? — спросил я у сквайра.

— Не с кем иным, как с самой королевой Сюэтэ, — ответил за него Фриссон. — Без сомнения, она чувствует себя оскорбленной. Еще бы — дама избегла ее плена! А теперь и вы одолели ее чары.

— Понятно, — кивнул я. — Она собиралась сделать из Анжелики еще одну рабыню-привидение. Сюэтэ никак не может себе простить, что утратила девушку в последний миг.

— И ее утратила, и всех остальных, похоже, вынуждена отдать Царству Небесному, — заверил меня Жильбер. — А из-за этого ее бароны станут относиться к ней с куда меньшим почтением. Кое-кто из них может даже отважиться восстать против королевы с оружием в руках и попытаться захватить престол. Защищая девушку, мы ослабляем позиции королевы, господин Савл.

— И следовательно, вынуждаем Сюэтэ защищаться. Иначе ей грозит бунт.

— А чтобы этот бунт предотвратить, королева должна убить тебя, — подытожил Жильбер.

Анжелика в ужасе отшатнулась от меня.

— О, тогда я должна тебя покинуть: ведь защищая меня, ты все равно что меченый!

Душа у меня ушла в пятки, но я все же собрался с духом и ответил:

— Не беспокойся. Я уже давно меченый. — А чтоб самому не задумываться над тем, насколько же давно, я обернулся к Фриссону и сказал: — Честное слово, ты мне здорово помог.

— Так я помог? — обрадовался поэт. — Я правда помог?

— Просто фантастически, — заверил я его. Честно говоря, эти слова похвалы я произносил если не с трепетом, то с тревогой. В мыслях у меня было одно: можно ли считать Фриссона секретным оружием?

Глядя на него, вопросов не возникало — можно. Глаза поэта радостно сверкали, и вообще вид у него был такой, будто его только что вынули из могилы и оживили.

— Похоже, — объявил Фриссон, — я нашел свое призвание.

А я понимал, что пока мы легко отделались, но это далеко не конец. Да, Сюэтэ проиграла в последней перестрелке, но она непременно вернется, чтобы продолжить бой. Ведь мы не прикончили ее — мы от нее только на время избавились, отшвырнули куда-то — может быть, в ее цитадель. Сюэтэ не производила на меня впечатления человека, который привык легко сдаваться. Учитывая тот факт, что она продала свою душу и обещала своему боссу жертву, она просто-таки не могла сдаться — в противном случае ей бы грозил адский огонь до скончания веков. То есть до самого что ни на есть скончания веков. Из-за этого мне было здорово не по себе. Я гадал, какую чертовщину она выкинет против меня в следующий раз. В конце концов, Сюэтэ теперь знала мое слабое место. Я поглядел на это самое «слабое место», но Анжелика сейчас была видна, как кусочек марева в жаркий день. Правда, это не помешает Сюэтэ разыскать ее. Я поклялся не спускать глаз с девушки.

Часа через три после полудня мы подошли к деревушке, некогда знававшей лучшие времена.