Княгиня в ответ только фыркнула. Подошла к длиннющему столу, извлекла из лежавшей на нем коробки папироску.

    – Конечно, конечно, курите, госпожа Альтшуллер! Я, с вашего позволения, присоединюсь. И вам, молодой человек, тоже не возбраняется, если ваша дама не против.

    Молодой человек – это Федька. А "его дама" – это я, что ли?!

    Дама-мадама.

    – Разумеется, вы мне не верите, – чиркнув зажигалкой для Рашели, Джандиери и сам вскоре окутался облаком синеватого сигарного дыма. – Но, как это ни странно, я сказал правду. Разумеется, мною движет не только любовь к ближнему – но я действительно хочу дать вам еще один шанс. В случае отказа вы вольны идти на все четыре стороны. Я не стану вас задерживать. Не верите?

    – Не верю, ваша светлость.

    – Это делает вам честь. И все-таки – зря. Я ведь теперь лицо частное, долг службы меня более никак не связывает… Знаете, зовите меня попросту: Шалва Теймуразович. Договорились? Ну хоть в сей малости: договорились?!

    Он, прищурясь, выжидающе глядит на Княгиню.

    – Вы ждете моего вопроса? – Рашель нервно вертит папироску в пальцах; с жадностью затягивается. – Хорошо. Если вам так угодно, я задам этот вопрос. Тем более, что я его уже задала. Итак: чего вы от нас хотите? Зачем мы понадобились… ну что ж, попросту так попросту. Зачем мы понадобились господину Циклопу? – так, кажется?

    Князь смеется.

    Князь доволен.

    А смеется он странно: шевелит губами, и все.

    – Я всегда полагал в вас, дорогая Раиса Сергеевна, наличие ума незаурядного! А знаете, за что меня прозвали Циклопом? Еще в Тифлисском училище, с младых, так сказать, ногтей?! Не трудитесь вспоминать, это я к слову. Откуда вам знать… Посему я позволю себе краткое лирическое отступление, тем паче, что оно имеет отношение к нашей приятной беседе.

    Князь Джандиери расхаживает по комнате, выписывая в воздухе своей сигарой дымные загогулины. Рашель оперлась о лаковую столешницу, слушает. Рядом пыхтит папиросой Федька. Друц на диване делает вид, что спит, и делает его плохо.

    Ишь, ресницы дрожат!

    – Не знаю, известно ли вам, что облавные жандармы из Е. И. В. особого облавного корпуса «Варвар», к коим имел честь принадлежать и ваш покорный слуга, хоть и не подвержены эфирным воздействиям, но все же могут ощущать их присутствие? А некоторые – даже следы оных воздействий, произведенных в течение предыдущих суток. Этих, последних, в особом облавном корпусе зовут "нюхачами".

    Рашель молча кивает и выпускает в сторону князя красивое дымное колечко.

    Самой, что ли, украсть папироску?

    – У разных «Варваров» реакция на след также разная: на одного, прошу прощения, икотка нападает; у другого глаз слезится, и, заметьте, непременно левый, а никак не правый! У третьего подагра разыгрывается. А у вашего покорного слуги в таких случаях чешется вот здесь…

    Джандиери слегка прикасается пальцем к собственному лбу, чуть выше переносицы.