– Альтшуллер. Альтшуллер Рашель, господин урядник.

    – Эк тебя! Это вы, значит?

    – Так точно, ваша строгость, мы и есть.

    Урядник нашарил в планшетке, доставленной поповичем, чернильный карандаш, старательно послюнявил его и, сосредоточенно сопя, что-то пометил в своих бумагах.

    – Вот, эта… содержание вам от казны положено. По… да, точно: по семи рублев двадцати копеек на брата.

    – А на сестру? – хохотнул поп.

    Нет, он все-таки был более пьян, чем показалось вначале.

    – Извольте расписаться. Тут и в углу.

    В ведомости стояла сумма едва ли не вдвое большая названной урядником. Но ни ты, ни Княгиня спорить не стали: подписали молча. Правды все равно не добьешься, а вдруг добьешься – врага наживешь. Стоит ли связываться, из-за жалких семи целковых?

    Урядник это лучше вас понимает.

    Ему семью кормить, а вы – голь перекатная, и так не сдохнете.

    – А вот и денежки! Получите сполна. И смотрите мне: за старое возьметесь – сгною!

    – Да ладно тебе, Кондратыч! – прогудел поп, вновь с дивной ловкостью наполняя стаканы. – Не видишь, што ль: отвратились оне от диавола, встав на путь исправления! Пусть же и другие грешники за ними воспоследуют, к вящей славе Господней! За то и причастимся. Аминь!

    В голове вновь зашумело, пусть не так сильно, как вчера, и ты понял: если вы тут еще задержитесь, до заимки не поспеете. А ночевать у попа вряд ли оставят. Косой взгляд на Княгиню – и та, все прекрасно поняв, согласно кивнула. Вот только зажевать чуток – и…

    – Благодарствуем за угощение, батюшка; и вам также, ваша строгость, за заботу – однако, пора и честь знать!

    – Ин ладно, дети мои… С Богом! – махнул рукой поп и, мигом забыв о ссыльных, потянулся за колбасой.

    – Режим поселения знаете? – бросил вдогонку урядник, когда вы уже стояли в дверях.

    – Назубок, ваша строгость!

    – Ну, смотрите у меня…

    ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

    Если внимательно заглянуть батюшке в его хитрые, слегка пьяные глазки, то можно увидеть:

    …облака.

    Бегут по небу светлые кудряшки, торопятся. Ветер отщипывает с краешку, спешит наиграться пенным обрывком, пока тот вовсе не истаял от томления. Рыжая верхушка сосны растопырилась поперек дороги, стращает иголками: берегись! расшибу! прочь!.. Да кто ей, старой, поверит?

    Бегут облака по небу: веселые, безгрешные.

    А смотрят-то – с земли.

    * * *

    Поначалу идти было легко. Разгоряченные водкой, подкрепившиеся, согретые, вы уже не слишком обращали внимание на лютующий мороз. Споро перешли речку, переговариваясь о каких-то пустяках – даже Княгиня оттаяла после поповской трапезы.

    Выбрели на знакомую просеку.

    И тут все пошло наперекосяк. Княгиню вновь скрутил приступ удушья, пришлось пережидать, пока он пройдет. А когда, наконец, тронулись дальше, нежданно-негаданно навалилась усталость: начало клонить в сон, разом заныла спина, ноги принялись выписывать замысловатые кренделя… Княгиня, похоже, чувствовала себя не лучше, держась из последних сил.