Со стороны могло показаться: молоденький кавалер объясняется даме в любви страстной и прекрасной. Но тебе уже однажды объяснялись в похожей любви: в купе поезда "Севастополь – Харьков", между делом очищая апельсин.

    К счастью, институток он успел отослать наверх.

    Хороши б вы были…

    – Что, Пашенька? Вынюхал, мальчик мой?!

    – …Например, ваш покорный слуга перед самым выпуском сумел вычислить объект: негласного сотрудника Гамзата Ц'ада, тифлисского шашлычника.

    – Вас похвалили? наградили?!

    – Увы, милочка. Меня вызвал к себе начальник училища в Тифлисе…

    – Эльза Вильгельмовна!

    И тут мальчик в лазоревом мундире произнес нечто, возможное в его устах не более, чем выход в Закон учеников без учителей:

    – Я восхищаюсь вами, Эльза Вильгельмовна! Я искренне восхищаюсь вами! Выслушайте меня! Полагаю, власти заблуждаются в своем вечном стремлении искоренить, вместо того, чтобы изучать и использовать!

    – Пашенька!

    – Не перебивайте! пожалуйста, не перебивайте! Я много думал! Я написал рапорт начальнику училища!.. вашему супругу!.. завтра я собирался передать сей рапорт… мы выплескиваем младенца вместе с водой!.. теряем, когда могли бы приобрести!..

    Боже! – как он был похож сейчас на Шалву Джандиери! На того полуполковника, которого не слышали, не могли, не хотели услышать в Государственном Совете, и, уверенный в своей правоте (Пашенька! все эти ваши мужские "Я! я! я! мы!.."), гордый князь переехал в стылую тоску Мордвинска: сыграть свою тайную партию, где картами служили живые люди.

    Сосланная на поселение Дама Бубен.

    Сосланный на поселение Валет Пик.

    И Ленка-Ферт, так и не успевшая выйти в Закон; битая на мраморном столе морга Девятка Бубен.

    – Господин Аньянич! – лязгнуло сверху. – Завтра я готов рассмотреть ваш рапорт! Более того: утром, после гимнастики, вы доложитесь ротмистру Ковалеву, дабы он предоставил вам возможность хорошенько обдумать в карцере ваше поведение!

    Ты переводила взгляд с Пашеньки Аньянича на Шалву Джандиери, с облав-юнкера на полковника, с мальчика на мужа, с мундира на мундир – и чувствовала: сознание вот-вот ускользнет.

    В норку.

    Тише, мыши, не шуршите…

    – Шалва… я сейчас упаду, Шалва!..

    Он оказался рядом быстрее, чем ты успела договорить.

    – Господин облав-юнкер! Живо! – на улицу, подгоните нашу коляску! И еще…

    Джандиери задумался; сдвинул брови.

    – И еще: вы поедете с нами. Поможете мне…

    – Так точно, господин полковник! Буду счастлив!

    Швейцар уже распахивал перед Аньяничем двери холла, испуганно кланяясь.

    – Домой? – спросил тебя Циклоп; и успел подхватить, не дать упасть, покатиться по ступеням. – К врачу?

    – Домой не надо… к отцу Георгию. Едем к "стряпчему"!

    – Что происходит, Рашель?!

    Впервые он назвал тебя так за последние… нет.

    Просто: впервые.

    – Они выходят в Закон.