Отнюдь.

    Глядит Федор: в руках у человека краюха ситничка. Он ее воробьям крошит. Копошатся пичуги у ног, работают клювами; галдят наперебой. Аж эхо в соснах заблудилось: еще! еще давай! сыпь! Сам себя Федор вдруг воробьишкой почувствовал. И хочется, чтоб с рук кормили, и колется остатками гордыни.

    Рядом жена молодая с ноги на ногу переступила.

    – Пошли отсюда? – предложила.

    Это она невзаправду. Это она от обиды. Вот, дескать, пришли-проломились, а нас спиной встречают. Воробьям больше почета, чем Федору с Акулиной. Им хоть крошки, а нам спина.

    Уйдем мы, и не зовите – не вернемся.

    – Гордые… – протянул человек.

    То ли похвалил, то ли осудил.

    Ладно.

    – …на салазках мчатся сказки -

    Строят глазки в прорезь маски;

    Да еще скрипят без смазки

    Ржавые слова.

    – Ржавые слова? – человек попробовал дурацкую песенку на вкус. Покатал на языке, вдохнул ртом воздух, будто древний херес дегустировал. И выдохнул припевом:

    – Тидли-там, тидли-тут,

    Все куда-нибудь уйдут!

    А потом взял да и повернулся.

    Знать бы Федору: чего он, Сохач, ожидал? Морды нетопыря? хари потешной, в какие на Рождество парни с девками рядятся? лика прекрасного, в сиянии?!

    Шиш тебе, Федор. И тебе, Акулька, шиш. Не будет вам ни хари, ни морды, ни лика. А будет лоб, нос, щеки; рот будет, и подбородок. Лоб высокий, поперек морщины волнами. Нос толстый, угреватый, на конце чуть сизый. Щеки впалые, у рта – складки.

    Подбородок бритый.

    Сбоку царапина подсохла. Видать, рука дрогнула, когда скоблил.

    – Садитесь, – кивнул человек.

    – Куда? – неприветливо откликнулась Акулина, женщина и так ласковая, а теперь – вдвое.

    – А хоть в траву. Или на бревно… я подвинусь.

    Вот еще б подсказал кто: с каких радостей Федору кажется, что допрежь не испытание было – хиханьки?! Отчего только сейчас настоящим запахло, подлинным, чистой воды, высшей пробы? Щекочет в носу тем запахом, в голову шибает, будто неподалеку нашатырь пролили.

    И смолой от сосен резче тянет.

    – Жили-были, все забыли,

    Долюбили и остыли,

    Встретимся, воскликнем «Ты ли?!»

    «Я…» – ответишь ты…

    – Выбирайте, – мотнул человек лысой головой.

    Вниз куда-то мотнул.

    Перед ним, в траве, под клювами воробьиными – не крошки, карты рассыпаны. Рубашками вверх. Словно истаскавшийся, усталый шулер забыл собрать со стола. Или экзаменационные билеты для студентов кинули: выбирайте! наш вопрос, ваш ответ! Пожалел Федор, что не успели Друц с Княгиней крестников предупредить заранее: как себя вести надо? Ну да пусть их, не успели, значит, не успели.

    Сами себя ведем.

    Как надо.

    Присел Федор на корточки, к картам потянулся. Уцепил наугад, первую попавшуюся, что рядом с заячьей капустой валялась. А взять побоялся: разорвется карта. Где ж ей не разорваться пополам, когда жена любимая ее за другой край к себе тянет?!

    Эх, рыба-акулька, Зверская Дамочка! ну чего ж ты с закрытыми глазами на рожон лезешь? чего зажмурилась?!

    – Да ладно вам, – улыбнулся человек.