Твердой рукою схватиться за скальпель, и по-живому не дрогнет клинок…

    * * *

    – Мертвяка! подняли!..

    – Ой, людоньки! та на нас як спустят!

    – Бей чаклунов!

    – Беги!

    Окаменела толпа.

    Назад ли качнется?

    Вперед ли?

    ХII. АЛЕКСАНДРА-АКУЛИНА или НА ПЯТЬ МИНУТ РАНЬШЕ

    Женщины беспечные! встаньте, послушайте голоса моего;

    дочери беззаботные! преклоните слух к моим словам.

    Книга пророка Исаии

    …окаменела толпа. Даже бабы голосить перестали, чьих мужей Шалва в капусту порубил. Даже раненые не стонут. Страшная тишина. Мертвая. Живые молчат, как мертвые, мертвые лежат, как живые. А между ними: князь с Княгиней. Не живые, не мертвые, посередке зависли. Тронь, коснись пальцем – упадут: князь – в безумие, что не лучше смерти, Княгиня – в смерть, что не хуже безумия. А назад, к нам их вытащить… хватит ли силы?

    Да и будет ли через минуту, кого вытаскивать? И главное: КОМУ вытаскивать? Ежели по-новой упадет толпа в ворота – все, приехали. Не встанет больше на дороге бешеный Шалва. Не отмажимся; не отмахнемся. А у меня всего один патрон остался, и тот – с дробью…

    Столько мыслей разных, а в один миг в голове пронеслись, словно гнал их кто.

    Страх, небось, и гнал.

    Промелькнул тот миг, и вдруг – оглохла! топот копыт в уши ворвался! Лопнул за пригорком невидимый вулкан, выплеснулась из него конная лава; прямиком к даче несется, на толпу. Сумасшедшие лошади, сумасшедшие всадники – взъерошенные, юные, голые по пояс; короткие тесаки, что по уставу положены, в руках пеной серебряной вскипают.

    Юнкера из облавного училища!

    Сотня, не меньше!

    – Родненькие! – кричу.

    – Скорее! – кричу.

    – Здесь мы! Выручайте! – бросила ружье, рукой из окна машу.

    Господи! никогда еще так жандармам не радовалась!

    Слезы из глаз сами катятся.

    Мальчики мои, что ж вы раньше не поспели, всего на пять минуток раньше, на пять минуточек?! Все бы живы были, все… И сама ведь понимаю: не могли они раньше, никак не могли, без того кони в мыле – знать, во весь опор гнали, спешили…

    Внизу все смешалось. Урядник опомнился, револьвер из кобуры вытащил, в воздух палить принялся:

    – Р-р-разойдись!!!

    Отец Георгий на колени упал: "Господи! Ты видел, Господи, не умолчи! не удаляйся от меня! подвигнись, пробудись для суда моего, для тяжбы моей, Боже мой и Господи мой!.."

    Сенька-Крест со слугами к князю с Княгиней бегут. Феденька упал, где плясал; встал, стоит, белый весь, руки ходуном ходят. Томочка прямиком к отцу бросилась, толпа разбегаться начала, кто куда; шум, крик, плач, конский топот, выстрелы…

    А у меня перед глазами помутилось все. От слез, должно быть. Голова кругом идет, уж и сама не помню, как до дивана добралась, упала, дышу, рыба-акулька, рот разеваю; воздуху мне не хватает. Тело свинцовым сделалось, плавят меня, в новую форму льют; бьется что-то внутри меня, наружу просится, живот нарывом дергает; пока еще терплю…

    Рожать собралась, дура-Акулина?! Вот ведь самое время! Небось, еще и двойня, как Дух напророчил… Погодите, миленькие, потерпите чуть-чуть, не время сейчас, дайте в себя прийти – ведь сил у мамки вашей ну никаких не осталось…

    Это я их, деточек наших, еще не рожденных, уговариваю.