Совсем плохо.

    – Может, и бывает. Слыхал краем уха: кто ворожбой цветы выращивает, кто тараканов выводит. Но живьем не видел.

    Еще бы видеть! Когда испокон веку, от самого Аввакума-Гонителя, за глотку берут, аки хулителя веры; когда внизу приговора, пурпуром по белизне, печать епархиального или, упаси свят-фарт, синодального обер-старца: "Ныне, присно и до окончания срока, аминь!"; когда крепких огольцов, нечувствительных к "эфирному воздействию", с младых ногтей забирают к «Варварам», на псов облавных натаскивать; когда…

    – Нет, Акулина, не видел.

    – Почему?

    – Поймают, хоть на цветочках, хоть на тараканах – заметут. Хочешь в острог, добрая ты моя?

    – Не хочу. Только не всех ведь ловят… Кто там дознаваться станет, чему ты меня учишь, ежели я ни воровать, ни порчу наводить не стану? Как проведают?!

    Акулька победно воззрилась на тебя.

    Уела, мол.

    Ну репей, сущий репей! А ведь не такая уж и дура девка, оказывается…

    – Да ты же сама через день и растрезвонишь! Язык ведь у тебя – что помело, – ты вспомнил слова Ермолай Прокофьича.

    Акулька прикусила «помело» и потупилась.

    – Когда о таком просишь, Акулина, сперва крепко думай. Потом всю жизнь жалеть будешь. Да и жизни той не шибко много выйти может…

    Бросив напоследок этот зловещий намек, ты поднялся на ноги и двинулся к дверям. Косо глянул через плечо. С полатей свешивалась рука спящего Филата, который бросил храпеть, тихонько посвистывая носом – и вдруг ты ощутил острое желание кинуться к Луковке и придушить безобидного пьянчугу. Толчок был таким же резким, как и мимолетным: налетело-схлынуло. Знаешь, Друц! – брось дурить. Раньше ты привык доверять душевным порывам, но сейчас – не раньше, да и Филат – пустое место.

    Зло не на ком сорвать, что ли?!

    Акулька подхватилась следом.

    "Ежели сейчас не отстанет, пошлю по-черному: больше не сунется," – озлившись, решил ты.

    Но Акулька пока держалась, молчала. Видимо, задалась целью доказать, что ее язык – не такое уж и "помело".

    На улице нарастал, приближался дробный конский топот.

    Кто ж это так торопится?

    Со слабым интересом ты распахнул дверь, шагнул с крыльца…

    Урядник резко осадил пегого жеребца в пяти шагах от тебя, у самых ворот; поспешно спрыгнул в грязь. Усатое лицо перекошено, фуражка съехала на затылок, на одном ремешке держится.

    "Вот и все, – екнуло в груди. – Не помогли купцовы уговоры. Арестовывать примчался. Почему один? Да потому что не будем мы с Княгиней сопротивляться. Это он правильно решил. Хотя Княгиня…"

    Сзади тоненько взвизгнула и бросилась прочь перепуганная Акулька. Небось решила: злодей-урядник уже успел неким чудесным образом прознать, как она к "дядьке Друцу" в ученицы просилась – вот и примчался по ее рябую душу!

    Урядник косо зыркнул вслед девчонке, невольно покрутил пальцем у виска. Совсем умом трехнулась! То про железных змиев болбочет, то пугается невесть каких страхов…

    – Где эта!.. как ее?.. Рашелька?

    – Да вроде у купца с полчаса назад была. У Ермолай Прокофьича…

    В лицо ударили ошметки жидкой грязи.