…Как только серокожие оправились от поражений и поднакопили сил, вождями была разработана долговременная стратегия по возвращению земель, потерянных в ходе войны. Воплощая этот план в жизнь, иржики первым делом высадились в нескольких ключевых точках на восточном берегу пролива, где под прикрытием пушек флота выстроили мощные укрепления. Данные укрепления постоянно совершенствовались, и со временем превратили в неприступные каменные крепости с десятками орудий на своих стенах. Не сложно догадаться, что именно артиллерия погасила все попытки ржепиков захватить упомянутые твердыни.

Белокожие аборигены, в свою очередь, оказались не пальцем деланные. Противник просто взял и оставил восточный берег пролива, отойдя на энное количество километров в лес, куда не доставали снаряды вражеских пушек. Воодушевленные иржики вновь продвинулись на восток, возвели еще несколько крепостей, ржепики вновь отступили на некоторое расстояние.

В общем, стратегия выпихивания неприятеля с опорой на вновь возводимые крепостные стены затянулась на три сотни лет, и за этот период серокожим удалось возвратить под свой контроль меньшую часть ранее утерянных земель. Тропический климат и проблемы с коммуникациями на суше поставили крест на честолюбивом плане вождей, а парочка досадных поражений вынудила признать статус-кво. Впрочем, вялотекущая война в приграничных районах (прямо Реконкиста какая-то) продолжалась и по сей день, съедая огромную часть ресурсов цивилизации иржиков.

У противника, к слову говоря, за долгие годы войны также произошел качественный переход в развитии – их общество шагнуло из каменного века в век железный. Ржепики не только научились выплавлять и обрабатывать металлы, но и объединились в несколько крупных племенных союзов, считай, государств.

Как и следовало ожидать, данные изменения в общественной формации привели к появлению жутко амбициозных лидеров, желающих стать вождями всей своей расы. По этой причине в стане белокожих возникли противоречия между крупнейшими странами, а также разгорелись конфликты с племенами, проживавшими по окраинам их ойкумены. Тем же кочевникам Северной пустыни не улыбалось исполнять волю какого-то царька, живущего в далеких тропических джунглях, а рыбаки Восточного берега отдавали предпочтение развитию меновой торговли с узкоглазыми заморскими купцами, а не войне…

Упомянув про узкоглазых заморских купцов, «сэр индеец» неожиданно поперхнулся, закашлялся и потянулся к сосуду с водой. Пил долго, видимо, рассчитывая, что мы пропустим между ушей его последнюю фразу. Ага, сейчас, как же! Хренушки тебе, уважаемый вождь! Мои оперативники и не таких умников раскалывали, едва те прокалывались в разговорах на, казалось бы, незначительных мелочах. А тут не какие-то там мелочи районного масштаба, а важнейшая информация стратегического характера, крайне необходимая нам, землянам.

– Вы торгуете с ржепиками? – с удивлением в голосе поинтересовался я, постаравшись придать лицу выражение крайнего недоумения. – Тармод, ты вроде говорил, что с ними нереально жить в мире.

Бросив быстрый взгляд в сторону, я заметил, что Руденко навострил уши, словно котяра, услыхавший мышиный писк, Барулин выразительно почесал правую бровь, что являлось у нас условным знаком. А вот Вольфганг и глазом не моргнул – как стоял, хрумкая каким-то яблоком, так и стоит столбиком. Вот же волчара из «штази», хитрый и опытный.

Как и я, парни моментально сообразили, что вождь проболтался, и сейчас ему придется познакомиться с методом, называемым перекрестным допросом.