Я не смогла ответить. Бывают моменты, когда стыдно настолько, что горло перехватывает.

— Милада, я бы не спрашивала, но ир-хан Зэрнур прав — Страж активирован. Я всё пытаюсь понять почему, ведь дар ты не принимала и не приняла, я тебя уже знаю.

Ответить я не успела — на листе появилось всего одно слово:

«И?»

Я отложила лист, посмотрела на маму и молча надела браслет на запястье, предусмотрительно зажмурившись.

Когда перенос закончился, я оказалась там, где было холодно.

Безумно, жутко, вымораживающе до самых костей холодно! И ветер завывал совершенно жутко, и в лицо ударила сотня ледяных игл.

Открывать глаза не хотелось вовсе.

— Мм-м, ты всё сняла… крайне пренебрежительное отношение к золоту для бывшей сироты, — раздался злой голос.

И я открыла глаза.

И вздрогнула, увидев прямо перед собой морду Черного дракона и его холодные зеленовато-серебристые глаза.

Почему-то почувствовав себя виноватой, поторопилась оправдаться:

— Цепочка осталась.

Если я ждала проявления хоть каких-то положительных эмоций по этому поводу, то просчиталась. Глаза Ирэнарна мгновенно сузились, из груди вырвалось рычание, и Чёрный дракон переспросил:

— Что?

— Ц-ц-цепочка, — я опасливо отползла немного и, расстегнув две петельки на высоком вороте, достала украшение и спросила: — Вы сможете снять?

На какое-то время в этом холодном тёмном месте воцарилась мрачная тишина, а вот затем дракон, у которого как шерсть дыбом поднялась чешуя, хрипло вопросил:

— Что?!

В следующее мгновение я оказалась в Крепости.

Точнее — в её остатках.

Здесь повсюду сновали драконы и духи, которые были уже знакомы мне по замку Правящих драконов. Кто-то строил стены, кто-то отшлифовывал каменный пол, духи занимались тем, что прямо из воздуха делали железные подсвечники и посуду, мыли полы, вставляли стекла в проёмы только что отстроенных стен.

Когда появилась я, все на миг замерли, затем очень как-то укоризненно посмотрели на меня, после снова вернулись к работе.

В этот самый момент в руино-строительный процесс вошел один из стражей, как-то очень тяжело глянул на меня и спросил у одного из драконов:

— А эльфийку куда нести?

Глухо прорычав что-то определённо ругательное, тёмно-зелёный дракон ответил:

— Верни жителям города.

Страж помялся, снова глянул на меня с осуждением и нервно сообщил:

— Они её уже украсили сине-буро-паршивыми цветами, как ты и сказал, хотя, как по мне, ей белые шли больше.

Тёмно-зелёный дракон оторвался от каменной кладки, медленно, очень медленно повернулся к стражу и прорычал:

— Изыди!

Желание сбежать появилось даже у меня, что говорить о стражнике — он рванул к выходу встревоженной птицей, и уже где-то за пределами крепости чей-то голос спросил:

— А может, мы ещё какую эльфийку поищем, а?

В самой крепости после этого атмосфера потяжелела втрое.

— Может, стоит им правду сказать? — предложил один из медных драконов, укладывающих каминную плитку. — Жалко эльфийку.

— Главнокомандующий запретил, — отрезал тёмно-зелёный, возвращаясь к работе. И уже тише, но явственно добавил: — Эта прикрыла его от позора, теперь он прикрывает её от публичного унижения, долг чести и все такое.

Потрясённая, я даже не знала, что сказать, — к счастью, и не пришлось. С неба, просто сейчас у Крепости вместо крыши было небо, рухнул Чёрный дракон, приземлившись возле меня уже в человеческом виде. Оглядев фронт работ и явно обрадовавшихся ему драконов, мрачно спросил:

— Её плащ где?

Один из духов метнулся вверх, в ту часть, что сохраняла частично остатки второго этажа, и вскоре прилетел, бережно разворачивая упакованные в золотую бумагу мои плащ и сапоги.