— Пожалуйста, я умоляю вас… Вы никогда не были ни подлым, ни бесчестным. Вы не обижали слабых, не лишали свободы невиновных, не ломали ничью жизнь… Не ломайте и сейчас, я прошу вас! Ни её жизнь, ни мою, ведь я не смогу жить, зная, как поступили с моим ребёнком. Пожалуйста… я молю вас как мать, готовая отдать жизнь за своего ребёнка, а Милада мой ребёнок… пожалуйста…

Несколько секунд Ирэнарн-Ррат-Эгиатар сидел, практически с ненавистью глядя на драконицу, которая не требовала, не предъявляла права, не настаивала, лишь просила, забыв о гордости и надеясь на милосердие. Из прекрасных зелёных глаз Камали текли слёзы, но она даже не пыталась их вытереть, продолжая с мольбой неотрывно смотреть на Чёрного дракона. Я не смогла сдержать слёз с момента появления Камали, а уж после её слов… Но на Главнокомандующего я даже не смотрела, отчётливо видя, как на его руке, лежащей поверх стола, стремительно прорезаются чёрные когти, кроша и кромсая обожжённое дерево…

Несколько долгих секунд…

А затем плевком ярости прозвучало:

— Зззабирай!

Оглушённая, я даже не вздрогнула, когда с грохотом свалился его стул. С заторможенностью проследила за тем, как рухнул кусок выломанного Главнокомандующим стола, который дракон в ярости стряхнул со своей руки. Оглушающим грохотом пронёсся шум закрытой за вышедшим драконом двери, которая тоже сломалась и жалко повисла на петлях, грозя оборваться.

Но того, как она упала, я уже не увидела — подбежавшая испуганная Камали подняла меня со стула и потащила прочь. Затем Хатор торопливо подхватил на руки, как ребёнка.

Из Крепости мы неслись так, словно всё здание собиралось вот-вот разрушиться.

На выходе из резиденции Главнокомандующего нас, как оказалось, ждали.

— На восток? — поинтересовался огромный воздушник.

— И быстро, — взмолилась Камали.

Подхваченные ветром, мы понеслись прочь от Крепости, прочь из города, всё дальше и дальше, по горам, лесам и долинам. Но, обхватив Хатора за шею, я всё смотрела назад, и почему-то, несмотря на то что даже Аркалона давно не было видно, мне всё ещё казалось, что я вижу окно Крепости и вижу взгляд стоящего за ним Ирэнарна.

* * *

Дом халоне Осаимо, или, как называли её домашние, бабушки Осаи, я запомнила плохо.

Камали провела меня по нему, пытаясь что-то постоянно рассказывать, какие-то истории из детства, из детства её детей, несколько семейных легенд, представляла каких-то драконов и дракониц — я почти не слушала.

Очень порадовало, когда, приведя меня в купальню с одной деревянной круглой ванной посередине, Камали остервенело принялась снимать с меня все украшения, отшвыривая так, что становилось ясно — будь её воля, она бы все эти кольца и браслеты порвала и изломала.

Не снялась только цепочка.

Драконица пыталась найти замочек, не найдя, предприняла попытку снять украшение через голову, когда не получилось — растянуть. Не вышло и это — буквально перегрызть. Несколько минут, пока она это делала, я молчала, а потом как-то изнутри вырвалось тихое:

— Мама…

И Камали, бросив цепочку, обняла меня, прижала к себе и, расплакавшись, прошептала:

— Всё будет хорошо, солнышко, всё будет хорошо, главное, что успели. А Стража мы снимем, всё равно снимем, не так, значит, по-другому, главное, не сдаваться, главное… И у нас же древний есть. Сам не справится, я весь Совет на уши поставлю! Я им устрою!

Мама что-то ещё говорила, крепко обнимая меня и гладя по спутавшимся за время полёта в воздушнике волосам, и меня медленно отпускало чувство обречённости. Но почему-то казалось, что где-то внутри, в самой глубине души, я до сих пор чувствую взгляд Чёрного дракона, и в нём нет ничего, кроме мучительной боли.