Хэллоуин, казалось, никогда не закончится. Забавно, потому что в этот день я спала до полудня. И оставалось всего четыре часа до возможности уехать в аббатство, но эти часы тянулись как резина.

Я позвонила Дэни, как только проснулась. Она была рада, что я приеду, и сказала мне, что ритуал назначен на 16:15.

– Ну и каким он будет? Странным и с кучей песнопений? – спросила я.

Она рассмеялась и сказала, что похоже на то. Прежде чем сферу можно будет открыть и выпустить из нее фейрийскую силу, способную усилить стены, им придется произносить заклинания и платить «десятину». Я спросила, что за «десятина», и Дэни замялась, отчего я сразу подумала о том, а не планирует ли Ровена использовать мою кровь или что-то вроде того. Фиг у нее что получится.

Потом я позвонила Кристиану, и он сказал, что процесс пошел. Дяди начали ритуал на рассвете, а Бэрронс присоединится к ним ближе к закату.

Я позвонила папе, мы долго говорили о машинах, и о моей работе, и обо всех тех мелочах, которые обсуждали в последнее время. Я ненавидела Бэрронса за то, что он с помощью Гласа загнал папу в счастливый беззаботный ступор, и в то же время была благодарна за это. Если бы папа заговорил со мной о чем-то серьезном, я бы разрыдалась и засыпала его потоком своих проблем. Этот человек всю жизнь спасал меня от боли, он целовал мои синяки, когда я была маленькой, и лечил даже воображаемые царапины, которые я придумывала, чтобы он достал аптечку с нарисованной принцессой Жасмин и утешил меня, усадив на колени и спрятав в объятиях от всех бед.

Я попросила его дать трубку маме. Последовала долгая пауза, я даже испугалась, что мама не захочет со мной разговаривать, – но она ответила, и я чуть не запрыгала от радости, услышав ее голос впервые за несколько месяцев.

Мама подбирала слова с непривычной тщательностью, но она была вменяемой и явно не под влиянием сильных лекарств. Папа предупредил, что она все еще очень быстро устает, поэтому я говорила совсем мало и только о хорошем: о том, что у меня интересная работа и прекрасный работодатель, что мне повысили зарплату, и что я надеюсь открыть дома свой собственный магазин, и что я определенно собираюсь окончить колледж и получить диплом, и нет, я не могу приехать на День благодарения, но да, я попытаюсь выбраться домой на Рождество.

Необходимая ложь. Без нее теперь просто не обойтись. Я почти чувствовала Алину, стоящую за моей спиной и кивающую в такт моим словам. Каждый раз, когда я брала трубку в Ашфорде, я смеялась. Сестра заставляла меня смеяться и чувствовать себя в безопасности, в то время как она сама не знала, доживет ли до завтра.

Повесив трубку, я перекусила и поставила плеер в режим случайного выбора. Сначала выпала «Достучаться до небес», потом «Не бойся смерти». Я выключила плеер.

Не помню, что я делала до трех часов. Думаю, просто сидела, глядя на пламя камина. Чертовы пороговые состояния. Ничего с ними не сделаешь. Не заставишь ночь прийти пораньше и не проскочишь сумерки. Можно только ждать.

Я помылась, накрасилась, собрала волосы в короткий тугой хвост. Натянула черные джинсы, футболку, свитер, ботинки и куртку. Засунула в рюкзак МакОреол: придется бродить в темноте. Я закрепила копье в наплечной кобуре и заткнула за пояс два ножа, позаимствованных из экспозиции Бэрронса на втором этаже. В карманах куртки лежали баночки с мясом Носорогов, в ботинках – пластиковые пакеты с ним же. Вокруг запястий и лодыжек я намотала ремешки с лампочками, реагирующими на щелчок. В передний карман джинсов я сунула бутылочку со святой водой. В этом городе никогда не знаешь, что тебе пригодится. Как говорили у нас дома – я собралась как на медведя. Даже на нескольких.

Спустившись вниз, я посмотрела в окно и удивилась: наверное, я потеряла счет времени. Когда я поднималась наверх, за окном был светлый и холодный день.