Несмотря ни на что, Сэму было жаль Иоанна. Это было не сочувствие, а именно жалость.
Впрочем, Сэм и бешеную собаку не заставил бы страдать.
– Нет воды, – сказал он.
– Я умираю от жажды.
– И это все, что ты можешь сказать после того, что сделал со мной? – рявкнул Сэм. – Через столько лет?
– Утоли мою жажду, – сказал Иоанн, – и я утолю твою. На лицо его вернулись живые краски, и глаза твердо смотрели в глаза Сэма. Зная Иоанна, Сэм понял уже, какую тактику избрал его коварный противник. Иоанн будет говорить разумно, спокойно и логично, будет взывать к человечности Сэма – ив конце концов избежит казни.
И самое скверное заключалось в том, что Сэм знал – так и будет.
Гнев уже покидал его. Тридцатитрехлетние фантазии о мести развеивались, как шелуха на ветру.
Оставался человек, по сути своей христианин, хотя и воинствующий атеист, как обозвал его один из его земных врагов.
Надо было выстрелить в голову Иоанну сразу же, включив свет. Сэму следовало знать, что произойдет, если он этого не сделает. Но он не мог убить человека в бессознательном состоянии – даже короля Иоанна, чьей крови жаждал все эти годы и которого в своих грезах подвергал всевозможным утонченным пыткам. В дневных грезах – в снах он этого не делал. Ночью как раз Иоанн угрожал оцепеневшему, беспомощному Сэму Клеменсу – Иоанн, а еще чаще Эрик Кровавый Топор.
Сэм, сморщившись, снова направился в гальюн. Как он и полагал, в душевых трубах сохранилось несколько чашек воды. Он выпил одну и налил другую. Вернувшись в каюту, он поднес чашку к губам пленника и напоил его. Иоанн облизнул губы и вздохнул.
– Еще, пожалуйста.
– Еще? Рехнулся ты, что ли? Я и эту дал тебе, чтобы ты выдержал то, что тебе предстоит!
Иоанн слабо улыбнулся – он тоже не заблуждался на счет Сэма. Видя это, Сэм обозлился так, что стал почти способен выполнить свою угрозу. Но гнев быстро прошел, и Сэм так и остался стоять, подняв пистолет. Иоанн перестал улыбаться, но лишь потому, что не желал доводить Сэма до крайности.
– Почему ты так уверен в себе, во мне? – спросил Сэм. – Думаешь, я не взорвал бы твое корыто, не смотрел бы, как ты тонешь, и не спихнул бы тебя, если б ты попробовал взобраться на борт?
– Да, ты был бы способен на это. Но только в пылу боя. Пытать меня ты не станешь, как бы тебе этого ни хотелось. И застрелить хладнокровно не сможешь;
– Не то что ты на моем месте, так ведь, бессердечный ублюдок?
Иоанн улыбнулся.
Сэм хотел сказать что то и осекся. Шум в коридоре прекратился, как отрезало. Иоанн тоже открыл рот, но умолк, повинуясь знаку Сэма. Он понимал, как видно, что пожалеет, если вздумает кричать. Его враг был не настолько уж мягкотел.
Шли минуты. Сэм приложил ухо к двери, глядя одним глазом на Иоанна. Он слышал слабые голоса. Стены кают были звуконепроницаемы, и он не мог определить, далеко ли говорят. Он вернулся к Иоанну и завязал ему тряпкой рот, туго затянув ее на затылке.
– На всякий случай, – сказал он. – Но если ты все таки ухитришься позвать на помощь, я буду вынужден тебя застрелить. Помни это.
Хоть бы ты в самом деле закричал, подумал он.
Сэм выключил свет, отпер дверь и медленно распахнул ее, держа в другой руке пистолет. Прошло несколько секунд, прежде чем его глаза привыкли к темноте. В коридоре прибавилось трупов. Сэм осторожно выглянул за дверь и посмотрел вдоль прохода. Еще трупы. Похоже, бой прокатился до противоположной двери и вышел наружу.
Перестрелка давно уже прекратилась, и ее сменил звон клинков. Теперь в отдалении тоже слышались только голоса и звон оружия. Видно, обе стороны расстреливали свой боезапас.
Сэм не понимал, как небольшой отряд абордажников может так долго держаться против его людей. Придется подождать еще немного, чтобы выйти без опаски вместе с пленником. |