|
Когда же и «Афиш не расклеивать» потонет или износится, настанет конец всей технике Мира Реки. Металлические инструменты и оружие со временем тоже износятся, и хорошо, если у жителей долины останутся каменные орудия. Вся планета вернется в деревянный век. То, что рассказал Паркер о Подебраде, конечно, интересно. Виновна Нова Бохемуйо в разрыве линии или нет, Подебрад определенно был агентом или этиком. Лишь будучи одним из НИХ мог он знать, где залегают металлы. Или что попытки подключиться к линии чреваты катастрофой. Но Подебрад, или как там его звали по настоящему, умер. Кто знает, может он то и был Иксом? Услышав позади знакомый голос, Бёртон обернулся. Его догнав Герман Геринг, сильно похудевший, хотя и прежде был худ, с мрачным выражением на широком лице и с темными кругами под глазами. – Синьоро Бёртон! – Хотите сопровождать меня? Но почему? – По той же причине, которая движет вами. Мне необходимо знать, почему у нас все разладилось. Я всегда хотел это знать, но мне казалось, что гораздо важнее поднять этический уровень наших ка. А теперь… не знаю. Нет, знаю! Кроме веры, мы должны обладать и знанием. То есть… только вера может поддержать нас, если мы чего то не знаем. Но теперь… быть может, мы сумеет узнать? – А что думает об этом Ла Виро? – Мы с ним поссорились – не думал я, что такое возможно. Он настаивает, чтобы я отплыл вниз по Реке. Сам он намерен доплыть до устья, хотя бы на это ушло триста лет, и все это время проповедовать. Хочет восстановить пошатнувшуюся веру… – Почему он думает, что ее необходимо восстанавливать? – Ему известно, что происходит за сто тысяч миль ниже нас. А что происходит там, то, вероятно, происходит повсюду. И разве вы сами не замечали по пути сюда, сколько в людях сомнений, сколькие отошли от Церкви? – Замечал, но не слишком об этом задумывался. Этого, в сущности, следовало ожидать. – Да. Даже некоторые вироландцы усомнились, а ведь у них есть Ла Виро, способный поддержать их. И я верю, что лучший выход –это добраться до башни и выяснить, что же там случилось. Тогда всем станет ясно, что Церковь права; ни у кого больше не останется сомнений, и все как один примкнут к ней. – А вдруг вы узнаете нечто такое, – протянул Бёртон, – что разобьет вашу веру на куски? Геринг содрогнулся и закрыл глаза. – И такое возможно. Но моя вера так сильна, что я готов рискнуть. – Буду с вами откровенен. Вы мне не нравитесь. И никогда не нравились. Вы изменились, это верно. Но я не могу простить вам того, что вы сделали со мной и с моими друзьями. Точнее, простил, но не забыл. И полагаю, что оба Геринга по сути своей одинаковы. Геринг умоляюще протянул к Бёртону руки: – Да, это мой крест. Я заслужил его и буду нести его, пока каждый, кто знает о моих злодеяниях, не простит меня от всего сердца. Но сейчас не в этом дело. А в том, что я могу быть очень полезен вам. Я человек быстрый, сильный, решительный, к тому же неглуп. Притом… – Притом вы шансер, пацифист. Что, если нам придется сражаться? – Я . не поступлюсь своими принципами! – с жаром сказал Геринг. – И не стану проливать людскую кровь! Однако я очень сомневаюсь, что вам придется драться. Местность выше по Реке мало населена, и ее населенность становится все меньше. Вы ведь видели, сколько лодок идет через пролив? Распространился слух, что вироландцы уезжают, и жители верхних областей покидают свои холодные края, чтобы обосноваться здесь. – Однако бой все же возможен. Вдруг мы догоним агентов, и надо будет заставить их говорить, И кто знает, что ждет нас в башне? Возможно, нам придется бороться за свою жизнь. – Вы согласны взять меня? – Нет. Это решение окончательное, и я не намерен более его обсуждать. |
