С громкими, пронзительными криками, полными боли и ужаса, они метались по уцелевшим террасам и, глядя вниз, понимали, что все их родные и близкие, спустившиеся на набережные — погибли. Так что же мне теперь бросить всё и начать утешать их? Нет, пусть они теперь изопьют чашу страданий до самого дня. Я не мать Тереза, и не какой-то там либерально настроенный западный адвокат, чтобы приходить на помощь каждому чудовищу. Малые дети на руках? А у тех, кого они убивали, разве не было малых детей и разве они не остались сиротами? Нет, я вовсе не искал никаких оправданий тому, что собирался покинуть этот разрушенный город не оказав в нём никому помощи. Я просто не собирался этого делать изначально.

Лично меня их проблемы совершенно не волновали, но и добивать я их тоже не собирался, хотя бы в порядке оказания милосердия. Поэтому, внимательно осмотрев разрушения в мощный бинокль, я в сердцах сплюнул и отправился в обратный путь. На душе у меня всё равно было гадостно потому, что эти скоты не дали шансов своим детям. Ладно, хорошо, что уже хоть кто-то сумел выжить, ведь если бы дело дошло до штурма крепости, то жертв было бы не намного меньше, но со стороны рыцарей-магов, сражающихся за правое дело. В том, что я имел полное моральное право выступить с оружием в руках на защиту сирен, меня не нужно было убеждать. Тут я и сам кого угодно сумел бы убедить всей мощью того магического оружия, которое маги Земли вложили в мои руки.

И всё же я не побежал в обратный путь, а побрёл тяжело вздыхая с понуро опущенной головой. Чёрт, до чего же я был зол на того типа, который сунул меня в этот гигантский Лабиринт, который мне нужно было пройти до самого конца. А ещё меня ужасало то, что я убил такое огромное количество людей, пусть даже и чудовищ с маниакальными наклонностями, которые фактически сидели на шее даже самых сильных людей мира сего. Как это ни печально, но ведь уже очень скоро начнётся война и магов-узурпаторов будут уничтожать без малейшей жалости, а их близким и детям был заранее уготован магический ошейник раба. И всё потому, что из-за них в рабстве находилась чуть ли не треть населения Большого Изенда.

Постепенно, спускаясь вниз, я стал ускорять шаг, а когда стемнело, нашел расщелину, забился в неё и провалился в сон, полный жутких кошмаров. Когда я проснулся, голова у меня болела так сильно, что пришлось применить магическое снадобье. Боль прошла на редкость быстро, но настроение у меня не улучшилось. Вместо завтрака я выпил воды и пошел дальше. Больше всего мне хотелось свалиться со склона и переломать себе все кости, но моё тело действовало автоматически и я ловко прыгал с камня на камень. Только на следующее утро мне не то чтобы стало легче, нет, я по-прежнему чувствовал себя чудовищем, настоящим дьяволом во плоти, а как-то проще смотреть на всё произошедшее. Никаких отговорок и оправданий я не искал, но всё же стал относиться ко всему, как к закономерному результату всего, чем сотни и тысячи лет занимались пурпурщики.

"Вы думали, что на вас никогда не найдётся управы?" — задавал я им вопрос и сам же отвечал: — "Вы ошиблись и это только начало. Уже очень скоро против вас и вашей алчности ополчатся все рыцари-маги, а возглавить их есть кому". Н-да, как это ни отвратительно, но я развязал на Большом Изенде чудовищную, кровопролитную гражданскую войну, но она была неизбежна.