|
Едва успев договорить, он исчез. Николас даже не удивился. Здесь, в Пейле, он тоже способен на такое. Здесь, в Пейле, он способен на все. Он вдруг сказал, обращаясь к тому месту, где только что стоял Саримунд: – Капитан Джаред сейчас в Уайверли Чейз. В ответ раздался едва слышный голос Саримунда: – Каким великим человеком он был! И так жалел, что не ему суждено выплатить долг! Но этому не дано было случиться: время шло, и сны передавались всем первенцам рода Вейлов. Шли годы, и каждый ждал нужного времени. Когда вы двое, наконец, соединились, капитан захотел вас увидеть, узнать, что вы намереваетесь делать. Он твердит, что вы победите. Но его магия сейчас также слаба, как колеблющийся на ветру огонек свечи. Увы, он даже не способен петь как раньше. Великий дракон склонил голову и запел высоким сладостным голосом: – Мой сын хотел бы сжечь живьем вас, господин, но проглотил огонь свой, ибо запретно пламя изрыгать, пока не станешь совершеннолетним, а наказанье таково, что, будь ты хоть драконом, задумаешься, прежде чем законы нарушать. Рад я, что сумел сдержаться он. К несчастью, мать его считает, что это было бы забавным. Мне трудно усмирить ее: уж очень вспыльчива она. А я вот – бог. И обладаю знанием, которого нет у других божеств или драконов. Видения мои способны ослепить любого. Известно мне, что было и что будет. Я был, я есть, всегда я буду. А теперь – вперед. Николас саркастически усмехнулся: – Знаешь, что было и что будет? Хотелось бы мне взять несколько уроков вашего языка. Глаза Тараниса бешено завертелись. Земля задрожала. – Возможно, сначала тебе следует научиться петь! – Он прав, Таранис, – вступилась Розалинда. – Когда все закончится, ты дашь нам свои наставления. Но что нам делать сейчас? Таранис приземлился рядом с ними и запел: – Устройтесь между великолепием моих чешуек и держитесь крепче! Розалинда и Николас беспрекословно подчинились, и дракон взмыл в ночное небо. – Взгляни на эти реки и озера, похожие на вены на руках, – прошептала Розалинда, обняв Николаса за талию. Под ними плыла обширная долина, тянулись к небу зубчатые пики горы Оливан. На вершине самого высокого стояла крепость Блад Рок. Николас отчетливо представил, сколько горя, страдания, греха таится в этих стенах. Сколько боли и плача… Таранис поднялся выше, и их лица стали влажными: сейчас они летели через фиолетовые облака, легкие и дымчатые, как предрассветные сны. – Саримунд писал, что ты, Таранис, – кельтский бог грома! – крикнул Николас. – Римляне считали Тараниса богом, которому приносились человеческие жертвы. Ты действительно тот самый Таранис? – Все связано, – пропел Таранис. – Все связано, и в этом королевстве, и в остальных. Есть грех, есть поклонение, добро и зло, единство и разлад. И древним кельтам все было известно, как теперь и нам. И на земле, и в Пейле. А вот римляне… совсем иными были. Розалинда подняла глаза к небу, но промолчала. – Смотри, – прошептала она Николасу, – сколько животных на равнине. А вот и стадо тайберов. – Тайберы верят, – пропел Таранис, – что мясо красных лазисов каким то образом возвысит их над остальными созданиями в Пейле. Но лазис красный не зря умом кичится. Вам видеть бы Бифроста, когда он мечет огненные копья в ямы, которые им вырыты! Хоть в этом он находит утешенье, похоронив несчастную подругу. – Но у Бифроста копыта, а не руки. Как же он может рыть яму или швырять огненные копья? – удивилась Розалинда. – Существованье в вашем скучном мире никак не даст простора воображенью вашему, – пропел Таранис, подлетая к крепости. – Ну вот, отвлек я вас, забыть заставил то, что впереди таится. Недаром бесконечные тревоги, убить, способны силу волшебства. |
