– Нет, сударь, не понимаю.

– Да все ты понимаешь! – крикнул Эндор. Он протянул руку к бокалу, но обнаружил, что тот опустел. – Я пах точно так же! Я уже был целью. Она провела ритуал и перенаправила хищника, который преследовал ее, на меня. Я – ее кровавая жертва. Полагаю, это было несложно, учитывая, что проклятие уже висело надо мной.

– Сударь, врачи ждут. Они присмотрят за вами.

– Либструм? Либструм? – позвал Эндор.

Он уронил бинокль. Либструм исчез. Внизу, под ним, продолжался спектакль. Он сидел в ложе. Обернувшись, Тит посмотрел на номер на двери.

Четыреста тридцать пять.

Но ложи с таким номером не существовало.

Он странно себя чувствовал. Голова болела сильнее, чем когда-либо. Нужно было выпить, чтобы боль стихла. Джойлик на хлебных зернах с ледяной стружкой и ломтиком цитруса. Руки не слушались. Где же Либструм? Разве они только что не разговаривали?

Выступление закончилось под звон фанфар, и Театрикала взорвалась аплодисментами.

Все закончилось. Эндор улыбнулся. Он понял, что все это случилось не по его вине. Так уж сложились обстоятельства. Просто так сложились обстоятельства.

Кто-то зашевелился в красном сумраке за спиной Тита Эндора. И наконец завершил свой укус.

Диковина

Гершом, по правде сказать, уже успел его утомить, когда произошел тот курьезный случай. Семь лет – долгий срок для любой карьеры. Семь лет работы, семь лет жизни в запущенных квартирах, дешевых хостелах и жилых блоках по всей планете. Достаточно долго, чтобы чувствовать себя местным и, разумеется, выглядеть как местный, даже если родился сорок два года назад за многие миллионы астрономических единиц от этого места. Залатанный шерстяной пиджак с протертыми до блеска локтями, серый плащ, кожаные перчатки без пальцев, очки в тонкой оправе, лицо, побледневшее от слишком длительного пребывания на севере, где дни коротки и холодны, жидкие волосы неестественно черного цвета – химическую краску он покупал и сам наносил раз в две недели.

Именно такая жалкая и неказистая фигура отражалась в дымчатом стекле будки демографа.

– Передайте документы. Укажите имя и род занятий, – сказал бесцветный голос из-за стекла. Все сказанное дублировалось светящимися надписями на стекле.

Он положил смятые бумаги в металлический ящичек под экраном, и тот втянулся внутрь со скрежетом несмазанных шестерен. Сгорбившись, он, почти прижался губами к решетке вокс-микрофона:

– Валентин Драшер, магос биологис.

– Цель путешествия? – спросил голос, все такой же бесцветный.

– Как я уже говорил, я – магос биологис. В пакете документов есть разрешение на путешествие во Внешний Удар, заверенное администрацией лорда-губернатора. Он меня и нанял.

Силуэт за дымчатым стеклом замер, и на экране появилась надпись: «Пожалуйста, подождите».

Драшер послушно отступил на шаг и принялся разминать руки в надежде согреться. Шли последние дни осени, на дворе стояло омерзительно раннее утро, и в терминале никого не было. Еще не рассвело – небосвод слегка посинел и приобрел цвет зимнего оперения птиц вида tarkoni tarkonil; оранжевый свет натриевых ламп отражался в лужах, натекших на полу зала, ожидания. Драшер разглядывал светящиеся отражения и решил, что они напоминают ему светящиеся полоски на брюшке мотыльков с южных широт планеты, lumenis gershomi.

В воздухе стоял неприятный привкус надвигающейся гершомской зимы, суровой, как и всегда. Драшер успокаивал себя мыслью, что уберется отсюда до того, как придут холода. Всего несколько дней на то, чтобы разобраться с последним незаконченным делом, и его работа будет завершена.