— Ты не будешь участвовать в завтрашнем Финале, — произнес другой голос. — Понял? Тебя ни за что не допустят к соревнованию. Командирские Игры — для спартанцев, а не для полукровок.

Парменион обмяк — выражение его лица стало подавленным, голова поникла… хватка на его руках ослабла… внезапно он вырвался и кулаком ударил Гриллуса в лицо. Затем они обступили его снова, избивая, пиная, поваливая на колени. Гриллус схватил его за волосы, а остальные вновь вывернули ему руки.

— Ты сам напросился, — бросил Гриллус, занося кулак. Боль вспыхнула в челюсти Пармениона, и он повис на своих пленителях.

Вспышки боли продолжались: резкие боковые удары в живот и лицо.

Парменион не плакал. Боли нет, сказал он себе. Боли… нет.

— Что там происходит?

— Это ночная стража! — прошептал один из схвативших его. Потеряв интерес к Пармениону, юнцы убежали в аллею. Парменион упал на мостовую и перевернулся. Над ним вырисовывалась молчаливая статуя Афины Дорог. Когда он застонал и, шатаясь, встал на ноги, двое солдат подбежали к нему.

— Что с тобой стряслось? — спросил первый, схватив Пармениона за плечо.

— Я упал, — Парменион отбросил руку помощи и сплюнул кровь.

— И твои друзья помогали тебе встать, я полагаю? — проворчал мужчина. — Почему бы тебе не пройтись с нами немного?

— Мне не нужен эскорт, — ответил им Парменион.

Солдат глянул в холодные синие глаза юнца.

— Они всё ещё в аллее, — сказал он, намеренно повысив голос.

— Я не сомневался в этом, — ответил Парменион. — Но они больше не застигнут меня врасплох.

Когда солдаты ушли, Парменион сделал глубокий вдох и побежал, нырнув в аллею, срезая влево и потом направо — к торговой площади. Какое-то время он слышал своих преследователей, но вскоре осталась только тишь городской ночи.

Они могли поджидать его либо у бараков, либо по дороге к дому матери. Он не собирался ни туда, ни туда. Вместо этого он побежал через опустевшую торговую площадь на священный холм, что возвышался над городом.

Позади, из-за статуи Афины в неверный свет луны выступила старая женщина, опиравшаяся на длинный посох. Она присела на мраморное сидение — тело было слабым, глаза тронуты печалью.

— Прости меня, Парменион, — сказала она. — С твоей силой, я должна была сделать тебя железным. Ты был отмечен судьбой.

Потом она задумалась о других мальчишках из бараков. Так просто было заставить их ненавидеть полукровок, такое легкое заклятие. Лечение гнойного нарыва отнимало больше магических сил, чем разжигание ненависти. От этой мысли Тамис вздрогнула.

Посмотрев вверх, на статую, она увидела слепые мраморные глаза, устремленные на нее.

— Не будь столь высокомерна, — прошептала она изваянию. — Я знаю твое истинное имя, женщина из камня. Знаю твои слабости и пороки. И у меня больше силы, чем есть в тебе.

Тамис поднялась, встала на ноги.

Ей вспомнилось еще одно лицо, и она улыбнулась. Несмотря на заклятие, у Пармениона все же был один друг, парень, невосприимчивый к поветрию ненависти. И хотя это не входило в планы жрицы, ей была приятна эта мысль.

— Милый Гермий, — проговорила она. — Если б все люди были такими, как ты, мои труды оказались бы не нужны.

Парменион сел на скалу в ожидании рассвета. Его желудок был пуст, но челюсть была слишком ушиблена, чтобы разжевать черствый хлеб, припасенный им с прошлого завтрака.