Изменить размер шрифта - +
Солнце медленно поднималось над красными холмами Парнонской долины и водами реки Эврот, просыпающейся к жизни. Солнечное тепло тронуло худощавое тело Пармениона и заставило его непроизвольно задрожать. Спартанские тренировки учили мужчину игнорировать боль, не думать ни о холоде, ни о зное. В высшей степени он развил это умение, но это новое тепло послужило напоминанием о том, как холодно было ему всю долгую ночь, проведенную в укрытии на священном холме над городом.

Статуя Зевса, Небесного Отца, — двенадцати футов ростом, величественного и бородатого, — осматривала земли к западу от города и, казалось, изучала высокую гору Илиас вдали. Парменион вздрогнул снова и осторожно надкусил ржаной хлеб, издав протяжный стон, когда боль вновь вспыхнула в челюсти. Нанесенный Гриллусом удар был силен, и, несмотря на всю свою стойкость, Парменион не мог толком двигать челюстями. Он погрузил палец в рот. Одного зуба не хватало. Разломив хлеб, он сунул маленький кусочек в правую сторону рта, осторожно пережевывая. Закончив свой скудный завтрак, он встал. Левая щека его отекла. Подхватив хитон, он изучил местность; все вокруг было зловеще-пурпурным, и кроваво-красным над горизонтом.

Он потянулся — и застыл, как только услышал движение на Подъемном Пути. Быстро и ловко он пробежал за Святилище Муз, с замиранием сердца затаившись в ожидании незваных гостей. Он поднял внушительный осколок битого мрамора, один край которого был подобен лезвию секиры. Если они пришли за ним снова, кто-то на сей раз умрет!

Худощавый парень в синей тунике показался в поле зрения. У него были темные вьющиеся волосы и тонкие брови. Парменион узнал своего друга, Гермия, и облегченно вздохнул. Отбросив камень, он утомленно поднялся на ноги. Гермий увидел его и подбежал, обняв за плечи.

— О, Савра, друг мой, сколько же еще ты должен страдать?

Парменион заставил себя улыбнуться:

— Сегодня увидим конец всему этому. Быть может.

— Только если проиграешь, Савра. Ты должен проиграть. Они могут тебя убить. Я боюсь, что они так и сделают, — Гермий посмотрел в холодные синие глаза друга и не увидел в них смирения.

— Но ты не собираешься проигрывать, так? — грустно произнес он.

Парменион пожал плечами.

— Возможно — если Леонид лучше подготовлен, если судьи благоволят ему.

— Конечно, они будут ему благоволить! Гриллус сказал, что сам Агесилай придет смотреть — не думаешь же ты, что судьи допустят унижение царского племянника?

Парменион положил руку на плечо Гермия.

— Так вот почему ты обеспокоен? Я проиграю. Пусть так. Но я не стану поддаваться.

Гермий сел у подножия статуи Зевса и достал два яблока из своего заплечного мешка. Он протянул одно Пармениону, который осторожно вгрызся в мякоть.

— Почему ты так упрям? — спросил Гермий. — Это всё твоя македонская кровь?

— Почему бы и не спартанская, Гермий? Всем известно, что ни один из этих народов никогда не сдавался.

— Это было сказано не в обиду, Савра. Ты же знаешь.

— Конечно нет, только не от тебя, — сказал высокий юноша, пожав другу руку. — Но посуди сам, вы все зовете меня Савра — «ящерица» — и думаете обо мне как о полуварваре.

Гермий отстранился, его лицо отражало боль.

— Ты мне друг, — запротестовал он.

— Это не считается, Гермий, это не ответ. Ты не можешь исправить то, кем являешься, — ты спартанец, чистокровный, с родословной героев, уходящей корнями в древность далеко за Фермопильское сражение. Твой собственный отец ходил в походы с Лисандром и не знал поражений. Возможно, у тебя есть друзья среди илотов и других низших классов.

Быстрый переход