Парменион стряхнул его руку. — Тогда уходи! — велел он.

— Ты глупец! — прошипел Аристотель, его рука обхватила камень, висевший у него на груди. И в один миг исчез.

Тьма продолжала подлетать к ним, а из облака зазвучал тягучий барабанный ритм, неимоверно громкий, точно управляемый гром.

— Что это за шум? — спросил Парменион дрогнувшим голосом.

— Сердцебиение Хаоса, — ответил Царь-Меченосец.

Однако спартанцы по-прежнему держались стойко.

Демоническая армия собралась воедино и двинулась вперед, наводняя ущелье, а Тьма клубилась прямо за ними.

Живое тепло коснулось спины Пармениона, и он, обернувшись, увидел световой шар, парящий над валуном, увеличивающийся в размерах, окутывающий своим светом скалы, поднимающийся, сверкающий как солнце над ущельем.

Орда споткнулась, прикрывая глаза от яркого света, и Парменион почувствовал, как тяжесть страха покидает его сердце. Пульс Хаоса послышался опять, уже громче, и Тьма заскользила вперед.

Свет и Тьма, смертный ужас и надежда, сошлись вместе в центре ущелья, сливаясь, искривляясь, поднимаясь высоко в небо, скручиваясь в огромную полосатую сферу, из центра которой вылетела молния.

Армия Аида стояла недвижно, все взгляды были обращены к битве, которая разразилась в небе. Поначалу тьма, казалось, поглотила свет, но душа сверкнула вновь, нанося ответный удар, вырываясь, очищаясь с помощью золотых копий, которые осветили своими вспышками ущелье.

Битва смещалась все выше и выше, пока наконец не стали видны только крохотные искры. Потом ничего больше не было видно, за исключением нескончаемой серости неба Аида.

Царь-Меченосец вложил свой клинок в ножны и обернулся к Пармениону.

— Кто дитя? — спросил он пониженным, благоговейным голосом.

— Сын царя Македонии, — ответил Парменион.

— Если бы он был спартанцем. Если бы я мог узнать его в будущем.

— Что происходит? — спросил Парменион, когда армия демонов начала рассеиваться, создания Пустоты спешно покидали ущелье, ища свои вечные пристанища среди теней и мрака.

— Дитя родилось, — проговорил Царь-Меченосец.

— И Темный Бог был побежден?

— Боюсь, нет. Они слились воедино, и останутся вместе, в постоянной борьбе. Но ребенок силен. Он может победить.

— Тогда я проиграл, — прошептал Парменион.

— Поражения нет. Он будет сыном Света и Тьмы. Ему будут нужны друзья, чтобы направлять его, помогать ему, придавать ему сил. И у него будешь ты, Парменион.

Врата в поля Элизиума распахнулись настеж, через проем пролился могущественный солнечный свет. Царь Спарты взял Пармениона за руку. — Жизнь зовет тебя, брат. Вернись к ней.

— Я… я не знаю, как тебя благодарить. Ты дал мне больше, чем я надеялся.

Царь улыбнулся. — Для родственной души и ты сделал бы не меньше, Парменион. Иди. Защищай ребенка. Он рожден, чтобы стать великим.

Аристотель открыл свои глаза в тот самый момент, когда демон приблизился к Дерае.

— Нет! — прокричал он. Световое копье пронзило грудь существа, отбросив его назад, к дальней стене, кожа его запузырилась, и пламя вырвалось из раны. В считанные мгновения огонь охватил чудовище, и черный дым заполнил комнату.

Маг встал с кровати, меч из золотого света появился в его руке. Быстро переместившись вперед, он прикоснулся клинком к горящему чудищу, и оно тут же исчезло.

Коридор пропал, стены комнаты вновь появились; Аристотель посмотрел на расчлененный труп Левкиона.