Изменить размер шрифта - +

— Думаю, тут не в вине дело. Нет, нет, ничего не говори. Я только хочу сказать, Периан, возможно, мы плохо знаем друг друга… Я попытался пройти мимо.

— Это точно. Всеобщая беда. Ты уж извини — я не настроен для беседы.

— Пока ты не ушел, Периан… Может, я лезу не в свое дело, но я случайно узнал, что Кемперер и Ла Сингла заняты беседой с Эндрюсом Гойтолой и его женой о завтрашнем представлении. Армида сейчас одна. Она отослала Йоларию и ждет в условленном месте. Так что, если хочешь, я отведу тебя…

Я хлопнул его по плечу:

— Ты так добр, Густав. Я сам не свой. Мне просто необходимо поговорить с Армидой.

Мы пересекли переполненные людьми комнаты, и он повел меня наверх. Верхний этаж занимал меньшую площадь и служил в основном преддверием балкона, обегавшего все четыре стены дворика.

— Прости, дружище, что я вмешиваюсь, — раз за разом повторял Портинари.

Он указал мне на занавешенную дверь и оставил меня. Я немедленно вошел.

— Гай? — спросил голос. Это была Армида. В комнате стоял диван, письменный стол, два кресла и что-то еще. Окно выходило во дворик. Армида находилась в тени, и ее едва было видно. Комнату освещал лишь красноватый свет, шедший из двора.

— Это не Гай. Это я, Периан, твой возлюбленный, — сказал я, направляясь к ней.

— О, Периан, рада слышать твой голос! То, что случилось, — ужасно…

— Это было унизительно для тебя и меня. Но ты не искала меня после этого.

— Отец был груб с тобой. Но он подумал, что ты очень занесся. Он по-своему старался быть справедливым.

— Ты тоже считаешь меня слишком самоуверенным?

— Периан, ты живешь в своем очень экстравагантном мире. Но в этой жизни каждый должен знать свое место.

Она стояла в напряженной позе, отстранясь от меня.

— Я терпел все твои упреки и капризы. Ты позволила своему отцу угрожать мне. И вот я перед тобой, и все мои чувства говорят мне, что ты меня не хочешь: не желаешь даже говорить со мной и прикасаться ко мне.

— Живя в обществе, нужно соблюдать его законы. Поговорим обо всем как-нибудь в другое время. Пожалуйста, не расстраивай меня.

— Что ты имеешь в виду? Армида, моя дорогая, хорошо, я не дотронусь до тебя, но посмотри мне в глаза и скажи — мы все еще помолвлены с тобой.

Она выдавила улыбку:

— Это была маленькая тайная шутка. Я была уверена, что именно об этом ты хотел тогда сказать отцу.

— Почему ты со мной так разговариваешь? Думаешь, я не понимаю, о чем ты говоришь? О, Армида, как все у нас изменилось к худшему!

— Нет, ничего не изменилось. Я и не хочу этого. Я осталась прежней, это ты стал другим.

— Меня лишь одно беспокоит. Если нет причин для беспокойства, скажи мне об этом, умоляю тебя, и все будет хорошо, и я буду снова принадлежать тебе телом и душой. Скажи, что твой отец не питает ко мне ненависти.

— К чему эта драматизация? Вечная игра, вечные страдания. Мне больше по душе люди простые и веселые. Что с тобой происходит? Это имеет какое-нибудь отношению к Гаю?

— Гай? Я говорю о твоем отце. Почему ты упомянула Гая? Что он для тебя?

Она по-прежнему стояла как завороженная.

— Я не намерена бросать Гая, если ты это желаешь услышать. У меня пересохло в горле. Что-то душило меня, вернулись все мои страхи. Я смутно слышал свой собственный голос:

— Ты хочешь мне сказать, что вы с Гаем занимаетесь любовью? Она колебалась лишь мгновение:

— Да, и ты знаешь об этом, дурак! Чем ты думаешь мы еще занимались? Беседовали о растениях? Я лишь мог произнести:

— Но он же мой друг — он называет себя лучшим моим другом… И ты, не чувствуя никакой вины, говоришь мне такие ужасные вещи? Вы не могли сделать этого, ни один из вас… — Слова улетали в пустоту.

Быстрый переход