— Перепишем грамматику? — мгновенно отреагировал Эльдар.

— Ну, нам и без этого есть чем заняться, — отмахнулся Лузгин. — Просто мы для себя все уяснили.

— Абсолютно! — согласился Гаврошенко.

— Знаешь самую неприятную новость?

— Еще есть?

— Ага, — Лев покачал головой.

— И что такое?

— Я за рулем.

— Ни хрена себе! И о чем же ты думал? — Эльдар качнулся.

— А я не об этом думал, — махнул рукой Лузгин.

— Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, — рядом неожиданно оказался вездесущий бармен. — Я слышал ваш разговор, могу предложить вам услугу, которую оказывает наше заведение.

— Молодцы! — Лузгин был совершенно пьян. — Какая забота. Я понимаю, есть водитель, который доставит нас домой?

— Совершенно верно, — подтвердил бармен.

— Я доволен. И нужно повторить по маленькой. — Лузгин повернулся к Эльдару.

Гаврошенко отрицательно покачал головой. Он как раз дошел до нужной кондиции, потом уже будет плохо. Ему отчаянно захотелось петь. Затуманенный разум подсказывал Эльдару, что пора остановиться. Если он начнет петь — это будет нечто! Ему захотелось рассказать Лузгину о своем музыкальном центре, о «караоке». Гаврош часто пел, будучи абсолютно трезвым, в одиночку, пел долго, с наслаждением, пока не начинал хрипеть. Правда, иногда ему удавалось петь для зрителей. Ему, конечно, хотелось спеть для Лады. Однажды он все-таки проорал пару куплетов из песни своего любимого Криса Дебурга и получил за это поцелуй. Он не услышал от нее: «Какой ужас!» Ему было приятно, что любимая была столь деликатной.

— А теперь ты, Лад, спой! Что тебе поставить?

— Ничего не нужно, — отмахнулась Лада. — Я ни за что не буду петь.

— У тебя голоса нет?

— Все у меня есть: и слух, и голос, но петь не стану! — буркнула Лада.

— Почему?

— Потому.

— Лада, давай подурачимся…

Они тогда чуть было не поссорились. Не то чтобы поссорились, но уже заговорили на повышенных тонах, дрожащими от негодования голосами. Повод-то был смешной, а страсти разгорелись нешуточные. С тех пор Эльдар больше не просил Ладу спеть. Даже редко приглашал ее на танец, когда они по воле обстоятельств оказывались на вечеринке. Эльдару приходилось улыбаться и делать вид, что он вовсе не против, когда Ладу приглашали другие. Но она отказывала всем. Она удивлялась, почему он не приглашает ее сам? Почему разрешает танцевать с другими? Эта женщина — загадка. Может быть, именно поэтому чувство его не угасает? Может быть… Эльдар закрыл глаза, представляя, каким переливчатым, звенящим, трогающим душу должен быть голос Лады. Она только заговорит, а у него уже мурашки бегут по телу и слабость в коленках. Что же будет, если она споет для него, станцует для него? То была несбыточная мечта. Лучшее признание в любви! Он бы уверовал, что он — господин ее, а она — его госпожа. Она — дама его сердца. Мысли унесли Эльдара далеко, за пределы кафе, где бармен суетливо обслуживал новых клиентов. Гаврошу было хорошо, весело, как когда-то в детстве.

Как на грех, бармен поставил в видик кассету с текстами. Они призывно подмигивали в кадре, и микрофон лежал близко, прямо на барной стойке. Одна из раскрасневшихся и, по-видимому, абсолютно без комплексов дамочка уже завывала вместе с Шаньей Твейн, бессовестно коверкая английские слова, излучая просто неуемную энергию.

— Ого! — Лузгин зааплодировал, заказал бутылку шампанского, которую послал распаренной бабе.