-- С добрым утром, мистер Хеннесси, -- сказал он. -- Скоро она будет
готова для миссис Форрест?
-- Подождите еще недельку, -- ответил Хеннесси. -- Она теперь
объезжена, и именно так, как этого хотелось миссис Форрест; но лошадь
утомлена и нервничает, -- хорошо бы дать ей несколько дней, чтобы совсем
привыкнуть и успокоиться.
Форрест кивнул, и Хеннесси, его ветеринар, продолжал:
-- Кстати, у нас есть два возчика, они возят люцерну... Я полагаю, их
следует рассчитать.
-- А что такое?
-- Один из них новый, Хопкинс, демобилизованный солдат; с мулами он,
может быть, и умеет обращаться, но в рысаках ничего не смыслит.
Форрест снова кивнул.
-- Другой служит у нас уже два года, но он стал пить и похмелье свое
вымещает на лошадях...
-- Ага, Смит -- этакий американец старого типа, бритый, левый глаз
косит? -- перебил его Форрест.
Ветеринар кивнул.
-- Я наблюдал за ним... Сначала он хорошо работал, а теперь почему-то
закуролесил... Конечно, пошлите его к черту. И этого тоже, как его...
Хопкинса, гоните вон. Кстати, мистер Хеннесси, -- Форрест вынул записную
книжку и, оторвав недавно исписанный листок, скомкал его, -- у вас там новый
кузнец. Ну что, как он кует лошадей?
-- Он у нас совсем недавно, я еще не успел к нему присмотреться.
-- Так вот: гоните его вместе с теми двумя. Он нам не подходит. Я
только что видел, как он, чтобы получше пригнать подкову старухе Бесси,
соскоблил у нее чуть ли не полдюйма с переднего копыта.
-- Нашел способ!
-- Так вот. Отправьте его ко всем чертям, -- повторил Форрест и, слегка
тронув лошадь, пустил ее по дороге; она с места взяла в карьер, закидывая
голову и пытаясь сбросить его.
Многое из того, что Форрест видел, нравилось ему. Глядя на жирные
пласты земли, он даже пробормотал: "Хороша землица, хороша!" Кое-что ему,
однако, не понравилось, и он тотчас же сделал соответствующие пометки в
своей записной книжке.
Замыкая круг, центром которого был Большой дом, Форрест проехал еще с
полмили до группы стоящих отдельно бараков и загонов. Это была больница для
скота -- цель его поездки. Здесь он нашел только двух телок с подозрением на
туберкулез и великолепного джерсейского борова, чувствовавшего себя как
нельзя лучше. Боров весил шестьсот фунтов; ни блеск глаз, ни живость
движений, ни лоснящаяся щетина не давали оснований предположить, что он
болен. Боров недавно прибыл из штата Айова и должен был, по установленным в
имении правилам, выдержать определенный карантин. В списках торгового
товарищества он значился как Бургесс Первый, двухлетка, и обошелся Форресту
в пятьсот долларов.
Отсюда Форрест свернул на одну из тех дорог, которые расходились
радиусами от Большого дома, догнал Креллина, своего свиновода, дал ему в
течение пятиминутного разговора инструкции, как содержать в ближайшие месяцы
Бургесса Первого, и узнал, что его великолепная первоклассная свиноматка
Леди Айлтон, премированная на всех выставках от Сиэтла до СанДиего и
удостоенная голубой ленты, благополучно разрешилась одиннадцатью поросятами. |