Пронзительный рев ветра, свист, плющ взметнулся вдоль стены дома, как будто его потянули великанские пальцы, задребезжали оконные стекла.

Мери оцепенела и будто примерзла к постели.

Глухой удар и сдавленный крик — казалось, кричавший прикусил себе язык.

Молчание.

Когда Мери, вся покрытая гусиной кожей, медленно села в постели, уставившись в темноту, раздался слабый скребущийся звук.

Застыв от страха, она сидела без движения, затем медленно-медленно протянула руку к ночному столику, чтобы зажечь свет.

Она нащупала выключатель, глубоко вздохнула и нажала на него. Черное небо за окном стало еще чернее. Но что-то такое же черное, как ночное небо, двигалось по карнизу. Что-то стучало и скреблось в окно. Сверкнули два глаза…

Мери выдохнула с огромным облегчением, выпрыгнула из постели и бросилась к окну.

— Тиб! Тиб! О, Тиб, как же ты меня напугал!

Она открыла створку окна, и маленький черный кот прыгнул в комнату. Не обращая внимания на Мери, он прокрался на середину ковра и остановился — хвост ходуном, шерсть дыбом, глаза как фары.

Мери склонилась над ним.

— Тиб, что случилось? Что произошло? Тиб не обращал на нее внимания. Шерсть его еще торчала во все стороны, как на каминной щетке, зеленые глаза не отрывались от окна. Мери выключила свет, подошла обратно к окну и уставилась в темный сад.

Деревья казались тусклыми тенями, толпящимися вокруг лужайки. В просветах низких облаков над ними еле-еле виднелись россыпи серебристой звездной пыли. Воздух был недвижен. С третьего этажа в темноте лужайки не было заметно никакого движения.

Ни звука, только свист ветра.

А шум удара, а крик? Мери закрыла окно, и подхватив на руки Тиба, начала поглаживать его вздыбленную шерстку. Может быть, кошачья драка. Они всегда ужасно кричат, когда дерутся. Может, Гип вернулся назад, и они поссорились. Даже близнецы иногда ссорятся. Ну, например, Дженни и Джереми.

— Мы найдем его завтра, и тогда вы помиритесь, — сказала она Тибу.

Она снова забралась в постель, и Тиб, внезапно замурлыкав, свернулся рядом с ней теплым и мягким клубочком.

И когда они оба уже почти заснули, Мери кое-что пришло в голову.

— Тиб, — прошептала она в темноте в его бархатистое ушко. — Как это ты оказался на оконном карнизе третьего этажа?

Тиб, спрятав урчащий нос в черных пушистых лапках, не отвечал

Глава III

УТРО ТУМАННОЕ, УТРО СЫРОЕ…

Утро снова было пасмурным. Облака, в течении ночи так красиво обрамлявшие звезды, снова сомкнулись, все замерло, и далии повесили тяжелые алые головки.

Мери видела их из окна столовой, темно-красные на фоне кипарисовой изгороди. Тиб, спустившийся вместе с ней. вниз, не интересовался далиями. Он потребовал — и получил — блюдце молока, и Мери оставалось надеяться, что он кончит его лакать раньше, чем мисс Марджибенкс спустится к завтраку. Бабушка Шарлотта, которая не волновалась ни по какому поводу, всегда завтракала в спальне.

— Пожалуйста, Тиб, поторопись, — прошептала Мери.

Но Тиб наслаждался завтраком и не собирался торопиться ради кого бы то ни было. Маленький розовый язычок захватывал молоко самыми изысканными крошечными порциями, которые только можно себе вообразить, все время с разных сторон блюдечка. По крайней мере четверть каждой порции — с тревогой отметила Мери — проливалась при этом на пол.

В дверях раздался бодрый голос мисс Марджибенкс.

— С добрым утром, дорогая. Ты уже позавтракала?

Мери вскочила и повернулась к ней. Тиб не обратил никакого внимания, только пролил еще немного молока на пол.

— Доброе утро, мисс Марджибенкс. Еще нет.

— Маршбенкс, — сказала леди решительно.