— Я скоро, — сказала она.

— Когда приедешь — просто посиди, расслабься, — сказал он. — Поешь чего-нибудь. Прими ванну. После ванны сядь, отдохни. Вот увидишь, тебе сразу станет легче. Потом возвращайся, — добавил он. — Давай попробуем не волноваться. Ты же слышала, что ска­зал доктор Фрэнсис.

С минуту она постояла в пальто, пытаясь припом­нить точные слова доктора, уловить в них какой-то дополнительный смысл, что-то, кроме того, что бы­ло явным. Она пыталась вспомнить, изменилось ли выражение его лица, когда он осматривал ребенка. Она вспомнила выражение лица, когда он оттягивал веки мальчика и слушал его дыхание.

Подойдя к двери, она обернулась. Посмотрела на сына, затем на его отца. Ховард кивнул. Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Она прошла мимо поста сестер и направилась дальше по коридору в поисках лифта. Дойдя до кон­ца коридора, повернула направо и оказалась в ма­ленькой комнате ожидания, где в плетеных креслах сидело негритянское семейство. Мужчина средних лет в рубашке и брюках цвета хаки и повернутой ко­зырьком назад бейсболке. В одном из кресел возвы­шалась необъятная женщина в домашнем платье и шлепанцах. Молоденькая девушка, совсем еще под­росток, в джинсах и с множеством косичек на голо­ве, развалилась в другом кресле, вытянув ноги и скрестив их, и курила сигарету. Семейство сразу уставилось на Энн, едва она вошла в комнату. Малень­кий столик был завален обертками от гамбургеров и пластиковыми стаканчиками.

— Вы от Фрэнклина? — спросила огромная женщи­на, приподнимаясь. — Вы насчет Фрэнклина? — ее глаза расширились.

— Вы насчет Фрэнклина? — повторила женщина. — Скажите, леди, как он? — Она попыталась встать с кресла, но мужчина придержал ее за руку.

— Ну-ну, Эвелин, — сказал он.

— Извините, — я ищу лифт, — объяснила Энн. — У ме­ня тут сын, и я не могу выйти.

— Лифт будет дальше по коридору, только надо по­вернуть налево, — мужчина пальцем ткнул в нужную сторону.

Девушка затянулась сигаретой и все смотрела на Энн. Ее глаза сузились и стали похожи на щелочки, а крупные губы приоткрылись, выпуская дым. Тол­стая негритянка уронила голову на плечо и отверну­лась, потеряв к Энн всякий интерес.

— Моего сына сбила машина, — сказала Энн муж­чине. Похоже, ей самой нужно было это рассказать. — У него сотрясение мозга и небольшая травма чере­па, но с ним все будет хорошо. Сейчас у него шок, но, возможно, это что-то вроде комы. Вот что нас больше всего беспокоит, эта непонятная кома. Я ухо­жу ненадолго, но муж остается с ним. Может быть, он проснется, пока меня нет.

— Все это очень плохо, — сказал мужчина и подви­нулся в кресле. Покачал головой. Посмотрел на стол, затем вновь на Энн. Она стояла не двигаясь. Он продолжил:

— Наш Фрэнклин сейчас на операции. Кто-то пыр­нул его ножом. Пытались убить. Кто-то затеял драку, а он как раз был.там. На вечеринке. Никого не трогал. Говорят, он просто стоял и смотрел. Но в наши дни и этого достаточно... Теперь он на операцион­ном столе. Мы, конечно, надеемся, и молимся, это все, что мы можем сделать. — Он внимательно по­смотрел на нее.

Энн снова взглянула на девушку, которая все еще наблюдала за ней, и на старшую женщину, так и си­девшую с опущенной головой, но теперь уже с за­крытыми глазами. Энн увидела, как она беззвучно шевелит губами, шепча про себя какие-то слова. Ей очень захотелось узнать эти слова. Ей хотелось еще поговорить с этими людьми, которые тоже ждали, так же, как и она. Ей было страшно, и им то­же. Это их объединяло. Ей хотелось рассказать еще что-нибудь о Скотти, о том, что произошло это в день его рождения, в понедельник, а он до сих пор не пришел в себя.