Мэдден десятилетиями искал тайные знания, но в упор не замечал того, что резонировало на одной волне с ними. Он отрывал от этого чуда лишь кусочки и использовал их, чтобы подчинить себе волю других людей, однако никогда не задумывался об истинном, конечном смысле своего могущества, никогда не слышал…
Дум‑дум. Дум‑дум.
Первородная музыка грянула в голове Джейни, словно первый гром в день сотворения мира.
Нежное пение арфы переплелось со звуками скрипки, флейты и вистла, и над всем этим с силой, которую Джейни никогда не смогла бы повторить, взвились голоса двух волынок. Их бурдоны гудели подобно рокоту древних гор, говоривших под дружный аккомпанемент всех ветров земли с выщербленными временем холмами. Радость и горе, бешеный темп и безмолвие, – казалось, все звуки мироздания спешили влиться в этот общий поток.
Джейни не боялась, что Мэдден завладеет силой этой древней мелодии: не важно, сколь умело он манипулировал ее отрывками, – ее саму не мог подчинить себе никто, ибо для этого требовался единый порыв всех живущих на планете существ, участие каждой составляющей мира.
А может быть, и не одного – ведь был еще тот, что лежал по другую сторону Мен‑эн‑Тола…
Встреча Мэддена с первородной музыкой стала сродни пробуждению магии в Волшебном Царстве: она хлынула через его сознание бурной рекой, и чем отчаяннее он с ней боролся, тем сильнее она становилась, лишая его привычного самоконтроля.
А Джейни даже не пыталась противостоять ее натиску – она сама впустила эту звенящую красоту в свою душу и теперь с благоговением приветствовала каждый ее звук.
Поначалу девушка будто плыла сквозь сознание Мэддена, оставаясь в стороне от обрушившейся на него бури, но потом вновь почувствовала себя в своем физическом теле и побрела по темным лабиринтам, которые, как она догадалась, являлись мыслями и воспоминаниями ее врага.
В одном из закоулков она наткнулась на дух Кем‑пи, окруженный какими‑то людьми. Овчарка отчаянно рвалась на свободу, но они пинками загоняли ее обратно.
Ловко проскользнув между призрачными фигурами, Джейни схватила пса на руки и уже приготовилась бежать, однако, обернувшись, с удивлением обнаружила, что незнакомцы исчезли. Она опустила Кемпи на землю.
– Просыпайся.
Но он лишь ткнулся мордой в ее ногу и с лаем помчался дальше по лабиринту.
Джейни последовала за ним и вскоре увидела Клэр.
Девушка лежала, неловко распластавшись на полу. Она казалась мертвой, и только глаза ее ожили, когда Джейни склонилась над ней и осторожно убрала волосы с ее лба.
– Что случилось, дорогая?
– Я… я не в силах пошевелить ногами… и вообще ничем.
– Но это неправда, – возразила Джейни, ободренная мудростью первородной музыки. – Мэдден просто заставил тебя думать так.
Клэр сморгнула слезы:
– Я не могу двигаться!
Джейни погладила ее по голове:
– Слушай. Слушай музыку.
– Не могу…
– Слушай, – повторила Джейни мягко, но настойчиво.
Она помогла Клэр встать на ноги. Та, едва ли осознавая, что с ней происходит, послушно поднялась, посмотрела на свои руки, похлопала себя по бокам…
– Я…
Джейни улыбнулась и обняла ее за плечи.
– Пошли. Нам нужно разыскать Феликса.
Они нашли его сидящим на стуле посреди огромной сцены. Крепко вцепившись в свой аккордеон, он беспомощно взирал на аудиторию, активно закидывавшую его пивными банками и гнилыми фруктами. Кемпи грозно зарычал, но это только раззадорило публику еще больше.
Джейни сунула Клэр свой вистл.
– Играй, – сказала она. – Играй что‑нибудь знакомое. Что‑нибудь старое.
Клэр взглянула на собравшихся в зале зрителей, затем повернулась к Феликсу, и Джейни вдруг увидела любовь, светившуюся в ее глазах, – глубокую, безнадежную…
– Джейни… – начала было Клэр. |