– И кто может подкапываться под вас? Кому вы так серьезно перешли дорогу?

– Врагов у меня уйма! И с прежних времен. И сейчас многим покоя не дает то, как многого я от жизни добился. Но кто мог использовать в своих играх именно Евдокию? У меня имеется подозрение насчет ее близких.

А близких-то у Евдокии как раз по пальцам перечесть осталось. Муж, пасынок, любовник – все они уже в больнице. Уж не без помощи ли Рудольфа Антоновича они там очутились? И пока чиновник выразительно молчал, готовясь к следующему этапу их общения, сыщики невольно прикидывали, мог или не мог этот душка и миляга, многодетный отец и любящий муж прикончить одну певицу и отправить на больничную койку еще троих человек. И что-то подсказывало им, что ради спасения своей шкуры и ради мира и спокойствия в своей семье Рудольфу Антоновичу случалось спроваживать на тот свет и куда большее количество народу по куда менее значительному поводу.

Глава 9

И все же кое-что полезное им узнать от Рудольфа Антоновича удалось. Он считал, что корень зла кроется в том молодом человеке, которого совершенно внезапно взялась протежировать покойная Евдокия.

– С него все началось.

– Кто он? Вы его знаете?

– Конечно. Она же просила меня о протекции, как я могу не знать, за кого мне предстояло хлопотать. Это артист в их театре. Зовут Егор. Один из ведущих. Я видел его в образе юноши Тамино. Он талантлив, но желает сменить сферу деятельности. Сцена ему наскучила, он хочет продвижения выше по карьерной лестнице. Евдокия требовала, чтобы я посодействовал назначению Егора на должность директора театра. Нет, не их театра, но тоже не слабо.

Евдокия просила за Егора? Сыщики были удивлены. И с чего Евдокия взялась столь неистово хлопотать за своего пасынка, что даже не побоялась поссориться с Чинаревым? Егора вполне успешно опекал его собственный родитель, Евдокии не было нужды впрягаться в это дело.

– И тем не менее после той ссоры Евдокия очень изменилась ко мне. Резкость в разговоре появилась. Я ее не узнавал.

– Странно, от других мы про изменения в ее характере ничего не слышали.

– Так они все ее боялись до посинения, с разговорами в душу к ней и не лезли. За версту обходили и то за благо почитали. Ни муж, ни любовник, этот сосунок малолетний, они ее не знали, как знал ее я. Единственный близкий мне человек в целом свете.

– У вас ведь жена и дети.

– Что жена… У нее своя жизнь. Дети тем более, одна головная боль от них. Как начнут болтать, хоть вешайся. Не понимаю я их. Дети – это совсем другое, с детьми не поговоришь, как мы с Евдокией разговаривали. От нее у меня тайн не было. То есть я думал, что не было. Но теперь уж и не спросишь, нет ее.

И Рудольф Антонович неожиданно извлек большую бутылку водки, из которой налил себе почти полный стакан. Никому не предложив разделить с ним угощение, он опрокинул водку в себя одним махом, не забыв отсалютовать молодой и прекрасной Евдокии, которая насмешливо взирала на него со своей фотографии.

Какое бурное прошлое было у этих двоих? И Фиме вдруг горячо и искренне захотелось узнать, что же за великая тайна связывала между собой этих двоих людей. Пусть Рудольф Антонович и утверждает, что тайна эта давно и прочно похоронена в прошлом и к настоящему не имеет никакого отношения, но всем известно, что без прошлого нет будущего, а значит, и настоящего.