– Допустим, слышал. А ты сам кто такой?

– Я – следователь, девушка мне помогает в расследовании. Нам необходимо поговорить с Юрием Петровичем об одной его бывшей пациентке. За этим мы сюда и приехали. Еще вопросы есть?

Охотник задумался.

– Опусти оружие, парень, – спокойно сказал он Арсению. – Не ровен час пальнешь в меня, тогда мои мальчишки тебя на части разорвут. Это они при мне смирные, а если ты меня обидишь, то мало не покажется.

Собаки в знак согласия зарычали. И Фима снова порадовалась, что между этими зверюгами и Дарвином с Матильдой стоят они. Пусть с них собаки и начинают злодейский свой пир.

– Разоружайся.

– Как бы не так, – возмутился Арсений. – Сами бросайте оружие.

– Предлагаю сделать это одновременно.

– Я не против.

И к огромной радости Фимы, оружие было убрано подальше.

– Юрий Петрович – это я, – почти совсем спокойно произнес хозяин собак. – Пасека тоже принадлежит мне. Приехал я сюда сегодня, чтобы голову проветрить. Сразу пошел по лесу прогуляться. На обратном пути увидел проезжающую по лесу чужую машину, как чувствовал, что не к добру это. Прибегаю назад, а тут вы и все в огне. Сгоряча решил, что это вы мой дом подпалили.

– Нет, мы приехали, тут уже разгоралось.

– Да и машина у вас, как теперь вижу, другая. И следы покрышек не те.

И, переведя дух, Юрий Петрович спросил:

– А вы, значит, со мной про Евдокию поговорить хотели?

– Так вы знаете, о какой беременной пациентке идет речь?

– Догадался. Пару дней назад звоночек мне был. Из прошлой жизни человек звонил, велел держать язык за зубами насчет этой истории. Угрожал, что если я буду болтать, то худо мне будет. Конечно, я его послал лесом. А теперь, сдается мне, он решил выполнить свою угрозу и припугнул меня. Но не на того напал! Плохо он меня знает. Если ко мне с добром, то и я в ответ с широкой душой. А если меня пугать пытаются или обидеть как-то иначе, тут уж я назло сделаю. Себя не пожалею, а отомщу негодяю!

– О ком вы говорите?

– Чинарев мне звонил. Вспомнил, что мы с Евдокией дружны были. Вот и смекнул, что рано или поздно ко мне могут прийти с расспросами. Велел держать язык за зубами насчет всего, что Евдокия мне в свое время про его делишки рассказывала. Они ведь с Хариным в ту пору вдвоем дела крутили, а отвечать одному Харину пришлось. Харин в итоге надолго присел, а Чинарев вроде как чистеньким остался. Мне даже казалось, что Чинарев специально так сделал, чтобы Харин сел. Не простил он Харину того, что Евдокия от него к Харину ушла. Виду не подал, а зло в душе затаил. И когда пришло время, то он своему сопернику отплатил. Только, если по справедливости, так судить их обоих нужно было. И Харина, и Чинарева, да и меня вместе с ними.

– За что?

– В те годы многое в стране еще иначе было. Каждый стремился свой кусок урвать. Если не ты, то у тебя. Вот все словно лютые звери друг другу были. Да хуже! Куда там! У зверей в стае и то порядок и честь, а мы хуже зверей себя вели. Как вспомню, стыдно делается. Да только назад уже не повернешь. Но так меня совесть замучила, что удалился я в самую глушь, от людей подальше. А Чинарев с Хариным остались при своих постах и дальше дела воротить. Не смогли остановиться. Для Харина все тюрьмой закончилось, никакие связи не помогли ему выкрутиться. А Чинарев ускользнул, да сдается мне, что ненадолго это. Если не угомонится, то там же закончит.

– Нас дела Чинарева не интересуют. Вы нам про Евдокию расскажете?

– Да это все между собой связано.