Братья переглянулись. Было заметно, что их решимость расправиться с Семой заметно поколебалась. И взгляды, которые они кидали на свою перебинтованную сестру, были уже далеко не такими нежными и сочувствующими, как еще совсем недавно. Теперь в глазах у них читался откровенный укор сестре, потому что мужская солидарность потихоньку заступала на место братской любви. А когда в больнице появился Тимур, они и вовсе помрачнели.

– Тебе нельзя тут находиться.

– Родители запретили вам встречаться.

Но на помощь Тимуру неожиданно пришел Арсений.

– У Тимура не меньше прав быть тут, чем у любого из вас.

И хотя братья Регины не поняли смысла этой фразы, они отступили. Спорить со следователем им показалось неправильным.

– Пусть идет.

– Все равно у Регины сейчас наша мама.

– Она Тимура на дух не переносит.

Арсений зашел в палату к Регине вместе с Тимуром. Фима осталась ждать Арсения снаружи. Он долго оставался в палате Регины, а когда вышел, то вместе с ним вышел и Тимур. Взгляд его был страшен, он блуждал по сторонам, словно у пьяного. Тимур пошатывался и был вынужден опереться о стену. Из палаты доносился плач Регины.

– Это все правда? – спросил Тимур у Арсения.

Тот кивнул. Тимур побледнел еще сильней и, не говоря ни слова, зашагал прочь.

– Эй! Надо поговорить!

Но Тимур лишь ускорил шаг. Братья Регины пытались его остановить, но Тимур, по-прежнему ни слова не сказав братьям своей любимой, кинулся бежать от них прочь. Те были вынуждены вернуться назад.

– Что с ним случилось?

Арсений не ответил. Братья Регины недоумевали, а вот Фима понимала, что произошло. Только что в палате Регины следователь сообщил несчастным влюбленным горькую правду. Они единокровные брат и сестра, и отныне любить они могут друг друга исключительно братской и сестринской любовью. Все остальное уже на их совести.

– Мне их жалко, – шепнула она Арсению.

– Мне всех в этой истории жалко. Старшее поколение наворотило за свою жизнь столько лжи, что расхлебывать приходится еще их детям. Но я считаю, что оставлять Регину с Тимуром в неведении относительно степени их родства было бы неправильно.

– И что теперь с ними будет?

– Пусть думают сами. Лично я сделал все, что было в моих силах.

– Наверное, Тимур побежит к отцу.

– Не побежит. Я показал ему дневники Евдокии, по крайней мере, ту их часть, которая непосредственно касалась Тимура и Регины. Теперь он должен обдумать все сам. Отец ему в советах больше не помощник. Преданность Тимура поколебалась. Отец не открыл Тимуру правду даже в тот момент, когда это было совершенно необходимо. Обходился с ним словно с дурачком. А такое, знаешь ли, не забывается.

– Ты их поссорил! Отца с сыном! Зачем?

– Можешь считать меня мелким человеком, но очень уж невежливо обошелся с нами Чинарев. И вообще, человек он низкий и подлый. Достаточно вспомнить, как трусливо он поступил с Василием Хариным – отцом Алечки. Я обещал, что раскрою глаза людям на то, что собой представляет господин Чинарев, и, по крайней мере, одному человеку я их раскрыл.

– Это хорошо, – кивнула Фима и с нетерпением спросила: – Ну а к убийству Евдокии он имеет отношение?

– Самое прямое и непосредственное.

– Да ты что! – ахнула Фима. – Все-таки он?

– Он. Не выдержал жизни в постоянном напряжении, да еще масла в огонь подлила эта ситуация, которую спровоцировала Алечка. Вот нервишки у старого бандита и дрогнули. А рука нет, рука не дрогнула.

– Ой!

– Ладно, чего уж теперь говорить, – отмахнулся Арсений.