Изменить размер шрифта - +
Они доверили ему дочь и считают, что он должен за нее отвечать. Не имея возможности присматривать за ней, живя в постоянном страхе скандала, Анджела повесила ее на шею зятю. В конечном счете именно это она имела в виду, когда говорила о месте для дочери у заместителя директора завода. Место, возможно, и существовало на самом деле, но она выгодно этим воспользовалась. Даже теперь Иона был ей за это признателен: жизнь его до Джины не имела никакого смысла, будто он и не жил вовсе. Его только разбирало любопытство: что происходило тогда у Палестри? Они, разумеется, спорили. Не оставляло сомнений и отношение к нему Фредо: он, наверное, кричал на родителей, что они толкают дочь в руки старику. Но Луиджи? Неужели он тоже предпочитал, чтобы лучше уж дочь шлялась, чем вышла замуж за Иону?
     - Похоже, лето будет жаркое. Во всяком случае, так пишут в календаре. На будущей неделе обещают грозы.
     Иона протер очки, запотевшие от дымящегося кофе, и несколько секунд смотрел на солнце, как сова, моргая розовыми веками. Он редко снимал очки на людях, сам толком не зная почему, - ведь он без очков себя не видел.
     Просто у него появлялось ощущение неполноценности, как во сне, когда вдруг оказываешься в толпе голым или в одной рубашке. Джина видела его без очков каждый день и, быть может, поэтому относилась к нему иначе, чем другие. Его очки без оправы играли двойную роль.
     Он видел сквозь них мельчайшие детали окружающего мира, а другие видели сквозь них его зрачки, казавшиеся большими, неподвижными и жесткими, какими на самом деле вовсе не были. Однажды, стоя на пороге, он услышал, как проходивший мимо мальчик сказал матери:
     - Какие у него большие глаза!
     Нет, глаза у него не были большими. Просто очки придавали им выпуклость.
     - До скорого, - вздохнул Мильк, отсчитав мелочь и положив ее на стойку.
     - До скорого. Приятного вечера.
     К пяти Ле Бук закрывал бар - вечером посетителей было мало. Если он иногда и не делал этого, то лишь для удобства соседей. Накануне базарных дней он ложился в восемь, чтобы встать в три.
     Завтра, в пятницу, рынок не работал. Через день, точнее, четыре дня из семи площадь под шиферной крышей пустовала и служила стоянкой для машин да местом ребячьих игр.
     В течение двух-трех недель дети носились на роликах, создавая назойливый шум, потом, словно сговорившись, меняли забаву и принимались за шарики или волчок. Смена игр подчинялась ритму более таинственному, чем смена времен года: угадать, откуда она приходит, было невозможно, и владельца универсального магазина на Верхней улице дети всякий раз заставали врасплох.
     - Дайте мне, пожалуйста, бумажного змея.
     За два дня он продавал десяток-другой змеев, заказывал еще, и потом весь год у него их больше не спрашивали.
     Доставая из кармана ключи, Иона вспомнил о стальной шкатулке и отъезде Джины. Он признал запах своего дома; внутри было сумрачно, так как солнце уже не светило прямо в окна. Он выкатил две коробки на колесиках и остался стоять посреди магазина, не зная что делать. Но ведь он прожил в одиночестве годы, и это его не мучило, он даже не сознавал, что ему чего-то недостает. Чем он занимался когда-то в эти часы? Иногда, сидя за прилавком, читал. Читал не только романы, но и разнообразную специальную литературу, порой самую неожиданную - от политэкономии до рассказов об археологических раскопках. Его интересовало все. Он брал наудачу книгу, к примеру по механике, полагая, что не одолеет и двух страниц, и прочитывал ее от корки до корки. Так он прочел от первой до последней строки "Историю консульства и империи", равно как и двадцать один разрозненный том "Судебного вестника" прошлого века, прежде чем продал его одному адвокату.
Быстрый переход