А если нет? Если я и впрямь ему снилась?

Пока я металась, не зная, как поступить дальше, Покровский дернул пряжку на брюках и, чертыхаясь, стащил их с задницы. Несло от него и правда. Перегаром, взрослым чистоплотным мужиком… Мне нравилось. Я потянулась к его плоти. Обняла пальцами. Член свекра висел тряпочкой. Стресс, выпитое, возраст… Ему сколько? Если мне тридцатник, Игорю сейчас было бы двадцать пять. Учитывая, что он очень ранний ребенок… Сорок три? Сорок четыре? Не помню.

– Я сейчас. Сейчас.

Боже, эти мужики – такие мужики. Даже теперь, в дрезину пьяный, он переживал по поводу своей отсутствующей эрекции. Я же изо всех сил сдерживала истерический смех. Потому что он мог бы воспринять его на свой счет! Тогда как я над собой смеялась. Над жизнью своей собачьей. Ну это ведь только мне могло так «повезти» – наконец, добраться до мужика, о котором я столько лет мечтала… В тяжелейших обстоятельствах, смешивающих с грязью память о его сыне, да и меня саму… В омут с головой броситься ради того, что закончится… просто ничем. Или нет? На грани истерики я смотрела, как Иван опускался вниз. Трясло. Я цеплялась пальцами за отсыревшее покрывало. Мы так его и не сняли… Влажные от его слюны соски холодил проникающий в окно ветерок. Казалось, я бы кончила, если бы он дунул чуть посильнее.

– Ведьма! Красивая. Сладкая.

Игорь тоже пытался ласкать меня ртом. Я только так с ним и кончала – поэтому. Но то, что делал его отец… Это было совсем другое. Кажется, вообще несовместимое с жизнью. Выносящее меня за предел, несмотря даже на то, что Покровский, будучи пьяным, просто преступно рвал ритм. И я то скулила от разочарования дворнягой, то, поднимаясь на очередной пик, захлебывалась от восторга. Пока не упала. С неба. На землю. Пока не разлетелась на миллиарды частиц. Находясь здесь и одновременно еще где-то, как наглядная демонстрация принципа суперпозиции. И было мне и там и тут хорошо просто до дрожи. Но я знала, что это ненадолго. Расплата придет совсем скоро, и станет плохо. Это «плохо» было уже так близко, что я затылком ощущала его присутствие.

Я перевернулась на бок и сжалась, лежа чуть выше вырубившегося, едва я кончила, свекра. Нет. К черту. Теперь я не могла называть его так даже про себя. Игорь погиб, а это… какое-то безумие. За которое с меня непременно спросят. Потому что… стыд и срам! Че делается, люди добрые?! Я могла выстроить в голове все до одной претензии, которые мне в связи с этим могли быть предъявлены. Воспроизвести в памяти все когда-либо слышимые голоса: гнусавый – директорский, звонкий – мамаши из родительского комитета, зычный – Ивановой домработницы, а тот, что самый низкий – нашего местного батюшки. И все они стыдили бы нас, но так ли мне стыдно на самом деле? Разве это я к нему пришла? Нет, ну, то есть да… Но! Я хотела просто позаботиться о нем, проявив человеческое участие. Никаких скрытых целей я не преследовала. Потому что я правда смогла забыть свои глупые чувства. А то, что полыхнуло, когда он поднес спичку, так это все от напряжения. Год одна. Шутка ли…

Собравшись с силами, я скатилась с постели. Посмотрела на себя в зеркало – не узнала. Разве дикарка в отражении может быть мной? Он сказал – красивая. А я и близко ею не была. Сжалась вся, скукожилась, собирая на неполной единичке обрывки блузки, и пошла прочь. Лифчик я за ненадобностью не носила. Соски саднили.

Осторожно захлопнула за собой дверь. Дошла до половины дорожки, когда вдруг стукнуло – надо было убрать поднос! Если оставить как есть, он точно вспомнит, что было. Я даже сделала несколько шагов в обратном направлении, а потом задалась вопросом – правда ли я хочу, чтобы он не вспомнил, или все-таки нет? Как насчет поговорить, м-м-м? Все между нами выяснить? Я же до сегодняшнего дня не знала, что это «между нами» вообще существует.