Он снова закричал, обращаясь к спине мамы:
— Я думаю, повесть очень реалистична.
Мама ничего не ответила. Вместо нее отозвался Марч:
— В конце они вышли сухими из воды. Вот это здорово.
— Верно, — согласился Энди.
А что, если Дортмундер не увидит суть, не поймет. Марч не сообразил, мама Марча тоже и, судя по всему, Джон не догадается. И кроме этого у него сложилось предвзятое мнение обо всех идеях Келпа, хотя ни в одной из прошлых неудач тот не был виноват.
Они поднялись на площадку третьего этажа. Мэй стояла на пороге и ждала их. С уголка рта свисала сигарета. На ней было темно-синее платье и зеленый, не застегнутый с карманом кардиган на кнопках. Судя по формам, в нем лежала пачка сигарет и два коробка спичек. Она твердо стояла на ногах, поскольку на ней были белые ортопедические тапки, которые она носила в «Бохэке», где работала кассиром. Мэй — высокая худощавая женщина с черными волосами слегка тронутыми проседью. Во рту постоянно торчала горящая сигарета, дым которой заставлял ее часто прищуриваться.
Она сказала всем «привет» и пригласила войти. Келп задержался у двери и спросил:
— Ты читала книгу?
Марч и мама прошли через фойе в гостиную, откуда послышалось, как они здороваются с Дортмундером. Мэй закрыла дверь, кивнула и ответила:
— Мне понравилось.
— Хорошо.
И они пошли в гостиную. Келп увидел, как Джон выходит из комнаты.
— О, — вырвалось у Энди.
— Ты хочешь пива? — спросила Мэй и позвала Дортмундера: — Джон, и захвати пиво для Келпа.
— Уф, — вздохнул Энди. — Он пошел за пивом.
Марч и его мама расположились на диване.
Судя по двум полным окурков пепельницам на коктейльном столике, Мэй займет синее кресло. Оставалось свободным лишь серое кресло, на него сядет Дортмундер.
— Садись, — предложила Мэй.
— Нет, спасибо. Лучше я постою. Я немного взволнован, понимаешь?
Слышно было, как открыли пивные банки в кухне: коп, коп, коп.
— Мэй, я без ума от этой лампы. Где ты купила ее? — начала разговор мама.
— Фортунофф, — ответила женщина. — На распродаже, но модель уже снята с производства.
— Извини, что мы немного опоздали, но на магистрали Бруклин-Квинс застряли в пробке. На это я не рассчитывал, — произнес Марч.
— А я ведь говорила тебя, там дорожные работы, но ты ведь никогда не слушаешь свою маму.
— В восемь вечера? Мне казалось, что в четыре, максимум в пять они разойдутся по домам. Я ведь не знал, что они побросают там машины, тем самым перекроют на всю ночь движение на полосе.
Келп решил уточнить:
— Чтобы добраться до Манхэттена вы едете по Бруклин-Квинс?
— До Мидтаун Тоннель, — начал объяснять Марч. — Понимаешь, если ехать из Канарси…
В комнату вошел Дортмундер, держа в руках пивные банки:
— Все ведь пьют из банок, верно?
Все согласились. Марч продолжил:
— Выезжая из Канарси, необходимо решить определенные проблемы, понимаешь. В зависимости от времени суток нужно выбирать соответствующие дороги. Так вот на этот раз, мы решились на Пенсильвания-авеню, но после не поехали через Робинсон-парквей. Понимаешь, что я имею в виду? Через Бушвик-авеню мы добрались до Бродвея. Там мы могли бы двинуться через мост Уильямсбурга, но…
— Именно так мы и должны были сделать, — прервала его мама и сделала глоток пива.
— Следующий раз послушаюсь тебя, — признался Марч. |