Полчаса, час прошел. Эх, жаль, время зря пропадает, половину обеда можно бы сварить на завтра… Знать бы — захватила бы тетради!

Бабушка заглянула к Светлане.

— Заснул?

— Заснул.

Видимо, она считает, что пора бы уже гостье уходить, неловко ей. А вот возьму и не уйду! Позвали меня — я и пришла. Дождусь.

Дождалась. Тоня вроде уже и забыла о Светланином существовании.

— Ах, ты здесь? Вот хорошо-то! Светлана, какая картина чудесная!

Саша загремел дверцами буфета, застучал посудой.

— Давайте дыню есть. Последняя в этом году. Редкость. Садись. Светланка.

— Нет, — сказала Светлана, — дыню я не хочу. И не шумите так. Борька плакал, заснуть не мог, только что успокоился.

Тоня и Саша переглянулись испуганно.

— Подите-ка сюда. Сядьте.

Выложила им все, что накипело за эти полтора часа, про комедию и трагедию, про гусей и цыпленочка…

Дыню все-таки пришлось есть: сразу после такого острого разговора уйти было неудобно.

Саша, смущенно покашливая, положил дыню на блюдо.

— Арбуз режут или «по-московски», или «как бог повелел». — Он сделал сначала кругообразное движение, потом провел ножом вдоль полос. — А дыню? Светлана, что говорит наука?

Подумал, нарезал вдоль, разложил по тарелкам, отхватил белыми зубами сразу пол-ломтя. Прожевав, Саша спросил:

— Слушайте, девочки, почему ни один тайфун ни разу не называли ни Светланой, ни Тоней?

— Тайфун? — удивилась бабушка.

— Разве ты не знаешь, мама, что по идее какого-то дамского угодника или, наоборот, женоненавистника тайфунам дают женские имена? Пишут, например, так: «К берегам Юго-Восточной Азии приближается опустошительный тайфун Анни, или Бетти, или Нелли…» Причем, кажется, дают имена разных народов, по очереди, чтобы никому не обидно… Так вот я и спрашиваю: почему ни один тайфун не был назван Тоней или Светланой?

Тоня вытерла слезы, улыбнулась, польщенная. Бабушка, видимо, была рада, что разговор перешел на более спокойную тему — о тайфунах.

Два самых больших куска дыни отложили, спрятали в буфет: Борьке оставили.

Утром, перед уроками, раньше всех в школу пришла — хотелось рассказать про Лешу Воронцова.

Кому рассказать? Как рассказать? Старшей вожатой? Директору? Начала с директора.

Обидится? Кто ее знает. Костя говорит: «Ты ушиблена своей Ириной Петровной. Не все такие».

Да, не все. И даже очень мало таких. Но именно о них ушибаешься.

Нина Александровна утром за своим директорским столом была спокойно-приветливая и даже немного величавая, как всегда.

Но запомнилась она уже другой, по-вчерашнему расстроенной, ближе поэтому была — человек всегда будет ближе, чем директор.

Сначала удивление, потом развеселилась даже.

— Перочинный ножик, вы говорите? Нет, стойте, погодите рассказывать!

Подозвала вожатую, попросила срочно зайти классную руководительницу.

— Вот послушайте, товарищи, как Светлане Александровне Леша Воронцов вчера яблоки нес!

Все рассказала — и про яблоки, и про мужской разговор. Кто-то постучал, вошел в кабинет. Нина Александровна приветливо улыбнулась:

— Простите, я сейчас освобожусь… Послушайте, это интересно.

Светлане даже оглянуться было некогда. Торопилась, тысячу слов в минуту — ведь до звонка оставалось совсем мало минут… Даже успела про Димку, как он спросил: «Мама, для чего бандиты родятся?»

Когда кончила, взглянула испуганно на часы. Нина Александровна сказала, вставая:

— Спасибо вам.