Изменить размер шрифта - +
На ходу ест. Говорю Петровскому: «К Устюрту следы. Там ребята…» Нашли через два перехода. Лежат на такыре. Живые. Только не понимают ничего. Потом рассказывали: ветер подул сильный. Пыль. Солнце закрыло. Верблюды убежали. Пошли их искать — заблудились. Кружили-кружили. Ночь. Утром снова к такыру вышли, откуда плутать начали. Сначала один от солнца упал. Второй…

— Приключение… — восторженно протянул Саша. — В книгах о таких читал.

— Люди едва не погибли, — хмуро отозвался Халелбек. — Опоздай на несколько часов — и все.

Бестибай смотрел на дорогу, словно что-то очень важное вспоминал, о чем позабыл сказать.

— Петровский потом уговаривал: «Давай к нам проводником». Отказался: «Вы — молодые, быстрые, как сайгаки, я — старый. Был конь, да изъездился. Пусть сын к вам идет. Тоже пустыню знает…»

Халелбек посмотрел на отца:

— А я-то все думал: почему отказываешься? С Алексейчиком ходил. Он потом первую карту Мангышлака составил. Геологическую… А с Петровским не хочет? Что такое?

— Старики к старикам тянутся, а молодежь… — Бестибай не закончил, хитро посмотрел на сына.

Халелбек покачал головой:

— Потом догадался. Хотел, чтобы я с геологами поработал. Так?

— Не помню… Давно было, — вздернул острое плечо Бестибай. — Ходили люди. Землю нашу нюхали, щупали… Нефть, нефть… А все равно керосин с Эмбы возим.

— Выходит, не первый год нефть здесь ищут, — сказал Саша.

— Еще до войны начали.

— Долго.

— Война сильно помешала, — вздохнул Бестибай. — Люди, что здесь ходили, — не вернулись обратно.

— Да, война… И у нас полдеревни мужиков выбило.

Они замолчали. Впереди вырастал город. Словно чья-то невидимая рука выписывала на серо-голубом холсте белые, розовые, коричневые и разных других цветов и оттенков дома. Между ними проступали робкие пятна зелени. В стороне воздушно просвечивала линия электропередачи.

Желтая дорога втекала в город. Сначала шли дома саманные, за ними — каменные, в два-три этажа. Ветер с моря полоскал на балконах белье, рвал из окон углы пестрых штор. Прохладные тени лежали на асфальте. Из переулка выехала поливальная машина. За ней, в радужных брызгах, как горох сыпались дети. Одного роста. Словно и впрямь из одного стручка. У овощного ларька хозяйки выбирали арбузы и дыни. Прошла старушка, ведя на поводке дрожащую, на тонких ножках собачку. Сверкая лаком, проехала черная «Волга». У столовой, на которую Саша выразительно покосился, стояли запыленные грузовики.

— Сначала в больницу, — подсказал Халелбек. — Квартала три прямо. Потом направо.

— Понял, — отозвался Саша.

У тележки с газированной водой Саша все же притормозил.

— Попьем?! — и, не дожидаясь согласия, выпрыгнул из машины.

Халелбек открыл дверцу, тоже вышел из газика. Бестибай остался в машине.

Саша уже бренчал мелочью, нетерпеливо переминался, допытывался:

— Холодная? — Округлил голубые, чуть навыкате глаза. — Тогда шесть! С двойным сиропом — три! — и подмигнул молоденькой, с тугими щеками, продавщице.

Первый стакан Саша протянул Бестибаю. Потом — Халелбеку и только третий взял себе. Пил быстро, жадно, захлебываясь. Халелбек сосредоточенно, со смаком выпил один стакан, взялся за другой. Бестибай едва пригубил, держа руку на отлете, разглядывал серебряные пузырьки, собравшиеся на стенках.

Быстрый переход