|
— Полагаю, господа, вам это не известно, и намерен просветить вас на сей счет. Поскольку у него не хватает храбрости, чтобы отправиться и обстрелять форт Бас-Тер, он остается на Гваделупе и проводит все светлое время суток, строча послания регентше и кардиналу Мазарини, жалуясь на нехорошее поведение господина де Пуэнси! Ну а что сейчас происходит во Франции, вы и без меня знаете: там идет война с фрондой! Так что можете себе представить, что у Регентства и кардинала Мазарини полон рот других забот, и им вовсе не до огорчений обиженного господина де Туаси! А потому, если мы сами ничего не сделаем, то рискуем вообще больше никогда не увидеть нашего генерала!
— Сделать что-нибудь, да мы и сами только об этом мечтаем! — воскликнул Доранж. — Но хорошо бы еще знать, что мы могли бы предпринять? — Что говорить, — одобрил Лесаж, — мы все согласны. Может, у кого-то есть какая-нибудь идея? А вы, господин Лафонтен, нет ли у вас какого плана или задумки? Колонист откашлялся. — Послушайте, — заявил он, — все вы помните, как я снарядил свою «Сардуану», ни слова не говоря о своих намерениях генералу Дюпарке. Я собрал несколько сотен колонистов, чтобы оказать ему поддержку и добиться того, чтобы восторжествовало правое дело господина де Туаси. Если бы все началось сначала, то вы без труда можете себепредставить, что я предпочел бы лучше отрубить себе обе руки, чем снова пытаться предпринимать что бы то ни было в защиту этого губернатора без власти, слишком слабого, чтобы править именем Регентства, которое наделило его полномочиями!.. Но черт меня побери! Я готов оплатить из своего собственного кармана новую экспедицию, чтобы вырвать Дюпарке из когтей де Пуэнси и этих каналий англичан! — Я с вами! — воскликнул Матье Мишель. — Можете записать меня первым в списке, Лафонтен. — И меня тоже! Меня тоже! — тут же закричали многие колонисты. — Благодарю вас, друзья мои. Однако мне думается, что нам придется собрать немало наших, ведь силы командора не изменились. В его распоряжении, считая солдат капитана Уорнера, по-прежнему насчитывается две-три тысячи людей! Не хочу прослыть пессимистом, но нам не должно забывать о жестоком поражении, которое мы понесли на Сен-Кристофе! При упоминании об этом печальном событии в комнате воцарилось тяжелое молчание. Нарушить его, со всеми ораторскими предосторожностями, решился Лесаж. — Господа, — проговорил он, — я прекрасно понимаю ваше желание как можно скорее вернуть свободу нашему дорогому генералу, и никто более меня не исполнен решимости помочь вам в этом благом деле… Однако, прежде чем сообщить вам некоторые вещи, ради которых я и попросил вас здесь собраться, я хотел бы заметить, что нынешняя ситуация на Мартинике совсем не благоприятствует тем действиям, о которых мы только что с вами говорили. Ведь всего десять дней назад здесь убивали солдат, грабили и жгли дома, в частности сгорели склады компании, равно как и интендантства… Возможно, вас несколько успокоила тишина этих последних дней. Однако я вынужден предостеречь вас, что тишина эта обманчива и впереди нас ждут новые серьезные и весьма тревожные события… Он сделал паузу. Слова его произвели на собравшихся тяжелое впечатление. — Однако все это не должно помешать нам выпить, — продолжил он. — Поднимем же кубки за здоровье короля! Л’Арше, соблаговолите взять на себя труд наполнить чарки! Л’Арше взял бутыль и разлил ром по кубкам, которые протянулись к нему со всех сторон. Когда все присутствующие получили свою порцию, Лесаж поднял свой кубок до уровня глаз и произнес слова, тотчас же хором подхваченные всеми: — За нашего короля и за процветание Мартиники! — За нашего генерала Дюпарке! — добавил Лафонтен. |
