|
. - Об этом не может быть и речи! - нетерпеливо воскликнула Марианна. - Скажите этому человеку прежде всего, что я не вхожу в состав постоянной труппы Комической Оперы. Я только участница представления в зале Фейдо. - Это ему хорошо известно, - вздохнул Аркадиус, - тем более что поступили и другие предложения и он знает об этом. Пикар хотел бы видеть вас в Опере, в знаменитых "Бардах", которые так нравятся императору, а Спонтини, в свою очередь, ссылаясь на ваше итальянское происхождение, настойчиво просит выступить с итальянцами в "Севильском цирюльнике" Паэзиелло. Наконец, в салонах... - Хватит! - раздраженно оборвала Марианна. - Сейчас я и слышать не хочу разговоры о театре. Я не в состоянии заниматься постоянной работой.., и в дальнейшем ограничусь, пожалуй, только концертами. - Мне кажется, - вмешалась Фортюнэ, - лучше оставить ее в покое. Она до того издергана... Она встала, сердечно обняла подругу, затем добавила: - Ты в самом деле не хочешь прийти ко мне сегодня вечером? Уврар приведет женщин и.., несколько интересных мужчин. - Право же, нет! Кроме тебя, я не хочу никого видеть, особенно людей веселых. Будь здорова! В то время как Аркадиус провожал м-м Гамелен до кареты, Марианна бросила на пол подушку и, устало вздохнув, села на нее против огня. Ее знобило. Может быть, представляясь больной, она и в самом деле заболела? Но нет, это только ее сердце, угнетенное сомнениями, беспокойством и ревностью, было больным. Снаружи наступала ночь, холодная и дождливая, настолько соответствовавшая ее настроению, что она даже с каким-то удовлетворением смотрела на темневшие из-за золоченых занавесей окна. Какой смысл говорить с ней о работе? Подобно птицам, она могла по-настоящему петь только с легким сердцем. Кроме того, она не имела желания попасть в тесные, зачастую очень жесткие рамки оперного персонажа. Да и может быть, у нее не окажется подлинного актерского призвания? Сделанные предложения не прельщали ее.., хотя, возможно, одно отсутствие любимого человека вызывало у нее отвращение ко всему. Теперь ее взгляд поднялся к большому портрету над камином, и снова молодая женщина ощутила озноб. В темных глазах изящного офицера ей вдруг почудилась какая-то ирония, окрашенная презрительной жалостью к сидящему у его ног разочарованному существу. В теплом свете свечей маркиз д'Ассельна, казалось, вырастал из туманной глубины холста, чтобы пристыдить дочь за то, что она недостойна его, впрочем, как и самой себя. И такой явственной была речь портрета, что Марианна покраснела. Словно против своей воли молодая женщина прошептала: - Вы не сможете понять! Ваша любовь была для вас такой естественной, что разлучившая вас смерть показалась, без сомнения, логическим продолжением и даже воплощением этой любви в более превосходной форме. Я же... Легкие шаги Аркадиуса по ковру прервали защитительную речь Марианны. Несколько мгновений он созерцал молодую женщину, черным бархатным пятном выделявшуюся на сияющем убранстве салона, может быть, более очаровательную в своей меланхолии, чем в блеске радости. Близость огня придала ее щекам теплую окраску и зажгла золотые отражения в зеленых глазах. - Никогда не следует оглядываться назад, - сказал он тихо, - и советоваться с прошлым. Ваше царство - будущее. Он быстро подошел к секретеру, взял принесенное им письмо и протянул его Марианне. - Вы должны прочитать хотя бы это! Когда я пришел, его передал вашему портье до самых глаз забрызганный грязью курьер, утверждавший, что оно срочное. |
